За годом год

Куст шиповника за окном потемнел. В комнату вползали вечерние сумерки.

— Непорядок, — сказал Сымон, и, опустив штору, зажег электричество.

В комнате от этого стало уютнее, и Алексей, только теперь поверив в реальность того, что происходило, понял — перейден очень важный рубеж и начинается новая жизнь. Зося же, не сводившая с него взгляда, все чему-те улыбалась, затем, вдруг вспомнив — Алексей из госпиталя, заволновалась, принялась расспрашивать, не беспокоит ли рана.

— Хватит! — опять упрекнула тетка Антя. — Разве такие болеют?

Но Зося впервые не слушала ее, ласкалась к Алексею, заглядывала ему в лицо и все спрашивала:

— Нет, ты правду скажи! Болит?..

Пригласили Василия Петровича и торжественно сели за стол.

— Ну что ж! Хлеб на столе, руки свое, режь да ешь… За тебя, Лексей, за ваше счастье! — поднял чарку Сымон. — Как говорится, дай бог не последнюю.

Он чокнулся со всеми, разгладил бороду и торжественно опрокинул стопку.

— Говорят, что она вредит, — обратился он к Василию Петровичу, который торопился закусывать. — Это совсем неправда. Чем она может вредить? Чистая, как слеза. Кон-цен-трат, да и все. Только не лакать его, а знать меру необходимо.

— Ты-то знаешь… — сердито сказала Антя.

— И опять же, скажем, вода. Без нее человек жить не может. А попробуй выпей ведро. Да еще натощак… В армии и то дают. Как их, Лексей, называют? Подскажи.

— Служебные.

Сымон принадлежал к людям, на которых сильно действует первая рюмка, но которые потом пьянеют медленно.

— Служебные, — повторил он охмелевшим голосом. — Слово и то хорошее. Значит, заработанные. Слышишь, старуха?

— Началось уже… Ты ешь, ешь!

Василию Петровичу сделалось легко среди этих людей, и все стало казаться проще, доступнее.

— Видишь город? — спросил он у Алексея. — Живого места нет. А вот же поднимем! И такое белокаменное чудо, что ахнут. Выстрадал, завоевал он это… Вы насовсем уже?

— Отвоевался, кажись…

Алексей заметил, как вздрогнули Зосины плечи, и она плотнее придвинулась к нему. Он нашел под столом ее руку и сжал. Но Зося умышленно громко, чтоб все догадались, вскрикнула и, тряся перед собою рукой, начала дуть на пальцы.

А Сымон, наливая вторую стопку, не унимался:

— Рабочий человек без косушки не может. Она азарт придает. А в нашем деле без азарта нельзя. Это тебе не у станка. Он, мастерок, чувствует…

— Кто твой мастерок знает! — сказала почти мирно Антя.

— Его все должны знать. Это такой струмеит, что им чудеса можно делать. Только до всего дойти надо… Иному кажется, что карнизы навесить — пустяковина… А это, брат ты мой, ис-ку-ус-ство! Около карниза, как тому скульптору, повертеться необходимо. Да и не каждому он дается. Хитрый, с фокусами. Сколько меня вот этим носом в глину тыкали!

— Беда с ним, — умиленно пожаловалась Антя. — Как выпьет, другого разговора у него и нет.

— Говорите, говорите! — попросил Василий Петрович, пододвигая к нему стул и улавливая в его словах свое, что пришло сегодня.

Зося потянула Алексея за гимнастерку, и они незаметно вышли на крыльцо.

Над городом уже нависла ночь — ни огонька, ни звука. Возле забора недвижно застыли кусты шиповника и сирени. За ними чернели крыши домов и деревья. И только с высоты струился мягкий звездный свет. Звезды, чистые, крупные, усыпали небо. И вдруг одна из них, как казалось, самая крупная, сорвалась и стремительно понеслась по небосклону, оставляя за собой короткий голубой след.

— Умер кто-то, — тихо проговорила Зося. — На фронте, наверно, или в госпитале.

— Много теперь умирает людей, Зось. А нам вот с тобой — жить…

— Боже мой, что бы я делала без тебя, Леша? Нет, не сейчас, не завтра, а вообще… Ты послушай, что тут творится. — Она взяла его руку и приложила к своей груди. — Слышишь?

— Слышу. Сердце, — пошутил он.

— Поступила на работу. Дали второй класс, самый легкий. А как бы я работала без тебя? Как ходила бы по земле?

— Ну, что ты! Не надо про это… Не ухаживала тут без меня?..

Зося прильнула к его груди спиной, попросила обнять и крепко прижала руки Алексея подбородком. Потом освободилась от объятий, повернулась и обняла сама.

Он притворился, что ему больно. Зося испугалась, но сразу же засмеялась грудным счастливым смехом.

— Может, пойдем ко мне? — ластясь к нему всем телом, нетерпеливо спросила она. — Они ведь все равно до полночи будут сидеть. Ну их!

2

Уже на следующий день — так хотелось Зосе — они пошли на субботник. Алексей догадывался, что жена хочет показать его знакомым, и потому не очень возражал. Все это ему чем-то напоминало игру, от которой было грешно отказаться. Он с удовольствием подержал в руке лом, вынесенный из сеней Антей, повертел его, как игрушку, и, вскинув на плечо, вышел с Сымоном и Зосей на улицу. С радостным чувством ощущая тяжесть на плече, сказал:

— Как это здорово, Зось! Сдается, за войну перетаскал на своих плечах горы целые, а будто и не таскал вовсе. Идешь — и идти хочется, а? Видно, этот ломик у вас не такой, как все.

— Он, Лексей, тоже партизанский, — охотно сообщил Сымон. — Я его из вашей зоны приволок. Думал — нет ничего, пусть хоть он будет.