За голубым порогом

Узнав о целях экспедиции и о методике сборов животных при помощи подводного снаряжения, некоторые знакомые смотрят на нас с сожалением. Мне особенно сочувствуют женщины, уверенные, что это муж-тиран заставляет меня лезть в воду и плавать там часами. В действительности дело обстоит несколько иначе. Николай довольно хладнокровно относится к подводному спорту. Для него это только удобный метод поисков и ловли нужных животных, с которых будут сделаны предельно точные рисунки. А меня неудержимо влечет сам подводный мир, возможность наблюдать за поведением животных, фотографировать их в родной для них среде, исследовать новые районы вдоль побережья. Часто возникают небольшие недоразумения, когда я, вместо того чтобы рисовать уже пойманных натурщиков, убегаю на целый день к морю и возвращаюсь оттуда с пустыми руками, но переполненная яркими впечатлениями.

Кто из подводных исследователей не вспоминает с тоской пышные ковры водорослей, темные силуэты скал, поднимающие бородатые вершины из сине-зеленого сияния глубин, лабиринты камней с укромными пещерками и расселинами между ними, неожиданные встречи с обитателями моря и подсмотренные сцены из их жизни и это, особое, ни с чем не сравнимое ощущение невесомости, полного освобождения от сил земного тяготения, когда легко паришь в толще воды или одним взмахом упругих ластов посылаешь вперед послушное тело.

Можно было предвидеть, что моя непреодолимая страсть к блужданиям в воде примет на Японском море невиданные размеры. Николай заранее, еще в Москве, произносил речи о рабочей дисциплине и необходимости строго придерживаться намеченных сроков работы.

* * *

Зеленые, мутные валы идут на приступ песчаного берега.

Пляж упирается в скалистые обрывы, мысами выходящие вперед, в море. На тонком белом песке лежат створки раковин величиной с блюдце, сухие клешни и панцири крабов, толстые темные валы — выбросы морской травы зостеры. Легкие облака стремительно несутся по чисто умытому, яркому

небу. Соленый, пахнущий водорослями ветер треплет волосы и оставляет на губах вкус моря.

Это одна из бухт Уссурийского залива в Японском море. Мы только сегодня утром сошли с поезда, девять дней и ночей бежавшего по громадной нашей стране, и еще не опомнились от бесконечной смены степей и гор, березовых колков и распаханных до горизонта полей, мелькания сел и городов, станций и полустанков, разъездов, туннелей, мостов и рек.

Во Владивостоке нас встретили друзья. Сразу же выяснились два обстоятельства: во-первых, наши ящики с экспедиционным оборудованием прибудут только через три или четыре дня, а во-вторых, на берег Уссурийского залива сейчас пойдет машина, Мои ласты, маска и трубка были в рюкзаке. Не прошло и часа после приезда, как мы пронеслись по Владивостоку и оказались за его пределами, так почти и не увидев города.

И вот перед нами распахнулась просторная, пустынная бухта Шамора. Наступила долгожданная минута первой встречи с незнакомым морем. Но все было совсем не так, как представлялось еще вчера. Где кристальной чистоты вода, где яркие морские звезды, лежащие на золотом песке, где мрачные подводные утесы, в расщелинах которых извиваются щупальца осьминогов?

За широкой каймой прибоя виднеется вдалеке яркая, синяя и чистая вода над глубинами. Чтобы попасть туда, надо прорваться через заслон высоких, тяжелых волн. Выждав момент, бегу вслед за отступающим, разбившимся о берег валом и ныряю в кипение пены у основания следующей волны, каждую минуту ожидая столкновения с дном.

Вода очень мутная. На всякий случай держу полусогнутые руки перед лицом, чтобы защитить его от неожиданного удара о камень или о песок дна. На расстоянии полуметра все тонет в тумане. Надо скорее пробиваться туда, где глубже. Энергично работаю ластами, и вдруг что-то липкое, эластичное обвивает руки, сковывает движение ног. Это пряди морской травы, ее листья достигают двух метров длины. Они легко рвутся поодиночке, но когда их много, получается крепкий и скользкий жгут.

Волны с размаху кидают меня в гущу травы. Голову облепили листья, они сдергивают маску с лица, вырывают изо рта загубник дыхательной трубки.

По сравнению с черноморской вода кажется обжигающе соленой. От нее першит в горле, пощипывает глаза. Здесь, в Японском море, почти океанская соленость — около 35 промилле (то есть в каждом литре воды содержится 35 граммов различных солей). У берегов Приморья соленость немного ниже — 30–32 промилле, но этого вполне достаточно, чтобы почувствовать разницу между водой Японского и водой Черного моря, где соленость всего 18 промилле.

Ослепленная, задыхаясь, я встаю на ноги. Глубина около метра. Не успеваю отдышаться, как большая волна бьет в спину и бросает меня на дно. В опасной близости к стеклу маски у самого лица проносится песчаная площадка, усыпанная битой ракушей. В следующий момент волна поднимает меня на гребень и опять кидает в заросли травы.