За голубым Сибирским морем

И все-таки плохо, товарищ Богунцов, что ни обком, ни редакция, ни один коммунист не поинтересовались, а как живет этот обыкновенный человек — Иван Ряшков.

Да, товарищи, нам кое-что ломать надо. За последние тридцать лет наша техника совершенно изменилась, труд человека в городе и деревне совсем уж иной стал. Полная революция! Да и в партийной работе многое изменилось. А вот кадрами маловато занимаемся. Побольше с людьми надо бывать, по душам с ними говорить. Времени не хватает? А, ты заседай пореже да бумаги изводи поменьше.

Воспитывать людей, больше доверять им.

Сказав себе это, Богунцов вспомнил о телеграммах, подошел к столу, посмотрел на них. Они лежали большой стопкой. Из-за наклеенных строчек бланки коробились, топорщились. Потому на них и посадили пресс-папье из золотисто-красного мрамора с медной головкой, отполированной частыми прикосновениями рук. Богунцов поднял пресс-папье, телеграммы спружинили, посыпались в разные стороны.

Много их было. Одни шли сверху, другие — снизу, в них — команды и рапорты: «соберите», «сообщите», «провели», «готовимся», «выполнили», «обсудим и доложим».

Секретарь обкома подержал пачку телеграмм, бросил снова на стол: вот без этого жить не можем, поучаем всех, как детей, и потому нас спрашивают по всякому поводу и без повода, проводить митинги или не проводить, можно коллективно отметить золотую свадьбу или не следует. А где инициатива, ответственность?

4

Грибанов проснулся рано. Он не умывался, не завтракал, схватил шинель и побежал на берег. Реку за ночь затянуло льдом, но охотников идти по ней было мало. Все не решались.

Павел стоял на берегу, раздумывал, как ему быть.

Ба, на льду показался человек. Смельчак встал на лыжи и — пошел. Лед под ним немножко проседал, но не ломался, а как бы пружинил.

Прошел середину реки, совсем осмелел и еще быстрее заскользил к тому берегу. Какой парень!

Павел обрадовался и побежал в гостиницу, где лежали его вещи.

С вокзала он позвонил в редакцию.

В трубку кричала Люба:

— Завтра утром выписываем. Здоровы! Не беспокойтесь, нас здесь много, свои люди. Передам, передам сегодня же. Вот Дмитрий Алексеевич…

И мембрана заговорила снова:

— Ты что, друг, застрял там? Выбирайся побыстрее. Все ждут. Вот Голубенко на ухо шепчет, что сына обмывать надо. Понял, море зеленое. Ну пока, выбирайся, о семье не беспокойся.

«Раньше — о жене, а теперь уж о семье», — с радостью подумал Павел.

5

Вагоны лязгнули буферами, остановились.

Вот и дома!

Грибанов вышел на перрон, вдохнул чистый, морозный воздух. Улицы и сопки, что левее, восточнее города, уже начали светлеть: всходило солнце.

Павел зашагал по тротуару, раздумывая: куда сначала — в редакцию или домой? Скорее на работу, дело не ждет. А если через час? Имеет же он право после командировки хотя бы помыться.

Домой, домой!

Он остановился, посмотрел: на какую бы машину сесть?

По шоссе сновали автомобили: грузовые, почтовые, новенькие, отливающие блеском легковые. А вот плавно прокатилась огромная белая цистерна с большими буквами на боках: «Молоко». Потом промелькнул голубоватый, разрисованный холодильник. С лицевой стороны улыбался мальчишка с эскимо в руках. Мальчишка! Павел даже улыбнулся ему.

На стоянке Грибанов сел в такси. Шофер спросил адрес и дал газ. Автомобиль бросился, словно взъяренный конь, пытающийся выскочить из-под слишком легкого всадника, резко повернул налево и вылетел на знакомую улицу. «Вот она, родная!»

Широкая магистраль огромным туго натянутым полотном постепенно поднималась в гору, уходила вдаль, к поселку электромеханического завода.

Под лучами солнца шоссе, отполированное шинами автомобилей, блестело. Одна за другой мчались автомашины.

А на тротуаре теснота. Шли, громко споря, студенты, торопливо двигалась стайка разрумяненных холодом школьников. Вот важно шагает пожилой инженер с блестящими молоточками в петлицах; музыкант с большим футляром; девушка с газетами и журналами; строитель в забрызганном комбинезоне.

Люди спешили на заводы, стройки, в учреждения, школы… На лицах — озабоченность, радость, улыбки.

Посматривая на них, радовался и Павел: он снова был в родном городе, он едет домой! И машина словно понимает это…

— Хорошо, — произнес Павел вслух и, сдернув шапку, поворошил волосы. Заметив, что шофер в недоумении покосился на него, добавил: — Здорово машина идет!

— Еще бы, по такому-то пути, — ответил шофер, не переставая смотреть вперед. — Хороша наша машина…

«Победа» на огромной скорости мчалась вперед, в гору.

Грибанов любовался бегом автомобиля, прислушивался к ветру, который пел за стеклом дверцы, — прислушивался и, улыбаясь, мысленно говорил себе: «Это тебе, товарищ, не бойкая тройка старой России. Нет!.. Это Советская Русь!»

6

По лесенке бежал через ступеньку на вторую…

Крутнул звонок. Дверь открыла раскрасневшаяся Люба. Обрадовалась и затараторила:

— Быстрее, быстрее дверь… Холод не пускайте: сына купаем.