Ти Жан не только главный мастер на все руки, но и ближайшее доверенное лицо Фармера среди местных мужчин. “Мой начальник штаба” – так называет его Пол. И не напрасно. Часть своей зарплаты Ти Жан отдает в пользу неимущих пациентов. Насчет Национального шоссе № 3 он как-то высказался: “Я предпочел бы отремонтированную дорогу и лишних сто тысяч пациентов в год. Потому что принимать их – наше призвание”. А еще говорил мне, что если бы он был
Ти Жан убежден: животные не всегда то, чем кажутся.
– Видишь черного пса, Поло? Он был здесь вчера?
– Нет.
– И он гавкнул дважды?
– Да.
Ти Жан важно кивает:
– Ммм. Гммм.
В космологии Ти Жана, как ее понимает Фармер, люди превращаются в животных только ради какой-нибудь пакости, либо же их превращают колдуны – в наказание или просто чтобы съесть. Фармер видит во всем этом “гигантское моралите, комментарий на социальное неравенство”. “Почти без исключений”, – уточняет он.
После ужина Фармер включает подводное освещение в пруду и разглядывает рыбок, перечисляя нам их виды. Воспитанному гостю надлежит любоваться рыбками и внимать. Я говорю, что это, похоже, замена маниакальному садоводству.
– Нет, – отвечает Фармер, – это то же самое, что маниакальное садоводство.
Ти Жан замечает, что пруд обходится недешево, затем обращается к Фармеру:
– Но я вовсе не осуждаю. Человек не может быть счастлив чем-то одним. Если бы ты только смотрел пациентов, ты, наверное, не был бы счастлив.
А как же путешествия, спрашивает Фармер. Ти Жан соглашается, что путешествует Фармер много.
– Ты как птица без гнезда, – говорит он.
– Но где же все-таки мое гнездо? – спрашивает Фармер.
– Твое гнездо в Гаити, – отвечает Ти Жан. – Ты ездишь повсюду, но база у тебя здесь.
Из тех пациентов, что я встречал здесь в прошлые приезды, некоторые давно похоронены, многие (их гораздо больше) разъехались по домам, но кое-кто остался. Сотрудники, информирующие население о профилактике болезней, большей частью бывшие пациенты; они, как правило, очень старательны, им верят, и, кроме того, кое-кто из них заболел как раз из-за чрезмерной уязвимости. Год назад здесь лечилась от МЛУ-ТБ семья из пяти человек. Все они поправились и уехали, за исключением одного из сыновей. Он считал, что вся семья заразилась именно от него, и так мучился чувством вины, так нервничал из-за самых разных вещей, что Фармер решил: не дело отправлять его обратно в условия пищевой конкуренции. И взял парнишку в “Занми Ласанте” социальным работником. Ти Офа, молодой человек, норовивший подарить Фармеру курицу или поросенка, прибавил в весе восемь фунтов, с тех пор как начал принимать антиретровирусные препараты. Старуха, уверенная, что ее сын убил брата при помощи колдовства, после долгой череды консультаций одумалась. Нанятый Фармером адвокат в конце концов добился снятия всех обвинений с молодого охранника из Кэ-Эпен и вытащил его из тюрьмы. Но в стране, где медицины все еще кот наплакал, еды мало, как никогда, а правосудие в лучшем случае рудиментарно, “консультациям по колдовству” и “пресечениям заключения” не будет конца. И потоку больных, конечно, тоже.
Несколько месяцев назад в Детский павильон “Занми Ласанте” поступил мальчик по имени Алькант. Как и у Джона, у него появились опухоли на шее, но в данном случае они действительно оказались симптомами золотухи. Препараты первого ряда полностью устранили инфекцию. Опухоли исчезли, оставив на память лишь маленькие шрамы, Алькант поправился на восемь фунтов, то есть на десять процентов от своего прежнего веса. Тринадцатилетний мальчик казался младше своего возраста, такой был миниатюрный и доверчивый, из тех детей, кто берет за руку постороннего. И еще он был необыкновенно красив: безупречное сложение, блестящие темные глаза, ямочки на щеках. Благодаря ему атмосфера в Детском павильоне изменилась, и у Фармера уже не так болезненно сжималось сердце, когда он поднимался сюда по лестнице. Ведь именно здесь его глазам открывались самые мучительные зрелища в “Занми Ласанте”, именно здесь за ним бродили самые беспокойные призраки. Думаю, Альканта стали воспринимать как ангела-хранителя – то ли детского отделения, то ли самого Фармера. Он продержал мальчика в Канжи на несколько недель дольше необходимого, называя его