За горами – горы

Впервые увидев коммунистическую Кубу после Гаити, я испытал изрядное облегчение. Мощеные дороги и старые американские машины вместо бардака на gwo wout la. На Кубе продукты продавали по талонам и добавляли жареный горох в кофе, зато население не умирало от голода, не страдало от вынужденного недоедания. Я заметил группу проституток на главной дороге, жилищные комплексы, нуждающиеся в ремонте и покраске, как и большинство зданий в Гаване. Но перед глазами у меня все еще стояли трущобы Порт-о-Пренса и лачуги Центрального плато, так что Куба показалась мне очень симпатичной.

Когда мы заселились в гостиницу, Фармер сказал:

– Здесь я могу спать. Здесь у каждого есть врач.

Он лег на кровать и действительно уснул за несколько минут.

– Отдохнуть от Гаити – это такой кайф, – признался мне Фармер, проснувшись. – Ну то есть я чувствую себя виноватым, что уехал, но я же здесь попробую для них денег собрать.

Он рассчитывал, что доктор Перес ему немного поможет.

Пересу было лет пятьдесят пять. Его макушка едва достигала угловатого плеча Фармера. По рассказам последнего, когда он впервые увидел доктора Переса, над тем нависал высоченный пациент, грозивший ему пальцем со словами: “Послушайте-ка, вы. У меня к вам претензии”. Хорхе смотрел на него снизу вверх и кивал. Фармер запомнил, как подумал тогда: “Неплохие отношения у этого врача с больными”. С тех пор они и дружили.

На Кубе Фармер прежде всего хотел найти денег на закупку антиретровирусных препаратов, чтобы хватило на лечение двадцати пяти больных тяжелой формой СПИДа в Канжи – для начала только двадцати пяти. На конференции он познакомился с дамой, которая могла бы помочь, если пожелает. Она возглавляла проект UNAIDS, программу ООН по борьбе с ВИЧ и СПИДом, в Карибском регионе. Фармер обхаживал ее несколько дней. Презентовал ей экземпляр “Инфекций и неравенства” с дарственной надписью: “Для Пегги Макэвой, с любовью и солидарностью, с большими надеждами на Вашу помощь в Гаити”. А мне потом прокомментировал:

– Экий я дипломат. На чувство вины умею давить, как никто.

На коктейльной вечеринке, где толпились разного рода чиновники от медицины, он пытался протолкнуть дело в шляпу, и вроде бы ему это удалось. Доктор Перес внес свой скромный вклад, подойдя к Пегги и сообщив, что Фармер – его друг. Она попросила прислать письменную заявку. В ответ Фармер просиял:

– Можно вас поцеловать? А два раза можно?

Кроме того, он надеялся приступить к решению одной из самых насущных проблем “Занми Ласанте”. У всех работавших в Канжи врачей, кроме одного, семьи проживали в Порт-о-Пренсе или за границей – в Канаде, Флориде, Нью-Джерси. Фармер объяснил мне, что они “представители гаитянского среднего класса”. “А гаитянский средний класс считает Канжи местом, где жить невозможно, nan raje, глухоманью”. Трудиться вдали от родных, на Центральном плато, где нечем заняться, кроме работы и пинг-понга (Фармер недавно купил своим врачам стол для пинг-понга), – с годами это для многих становилось непосильным бременем. Несколько человек уехали работать в Штаты (последним – гинеколог), а кое-кто с самого начала не скрывал своей цели: пройти обучение у Докте Поля, потом эмигрировать. Фармер всегда чувствовал себя обязанным помогать им с отъездом. В общем, он решил, что пора выращивать для Канжи врачей из местных. При помощи своих гаитянских сотрудников он отобрал двух молодых кандидатов, которых надеялся пристроить в огромную медицинскую школу для латиноамериканских студентов, недавно открывшуюся на Кубе.

Фармер поделился своими планами с доктором Пересом, и тот организовал ему личную встречу с секретарем Государственного совета Кубы, врачом по имени Хосе Мийар Барруэкос, которого все называли Чоуми. Это оказался почтенного вида мужчина, на вид за шестьдесят.

Некоторое время они поговорили, потом Фармер спросил секретаря по-испански:

– Можно прислать к вам двух студентов в этом году?

– Из США?

– Нет, из Гаити.

– Por supuesto, – ответил Чоуми. – Разумеется.

На конференции выступал Люк Монтанье, известный большинству как первооткрыватель вируса иммунодефицита человека. Это означало, что рано или поздно сюда явится французский посол. Когда он приехал, Фармеру удалось приватно побеседовать с ним и с Монтанье. Мне как стороннему наблюдателю показалось, что обоих сначала удивил, а потом и весьма впечатлил французский Фармера. Пол признался им, что мечтает о новом “треугольнике”: как врачи с Кубы и деньги из Франции сойдутся в Гаити. Разумеется, он обыгрывал термин “трехсторонняя торговля” – именно благодаря этой торговле и возникла французская рабовладельческая колония, впоследствии превратившаяся в Республику Гаити. Он пригласил Монтанье в Канжи, и тот, немного поколебавшись, обещал приехать. Посол сказал Фармеру:

– Да, и мы тоже намерены помочь гаитянам.