Снова послышалось нарастающее дребезжание, шорохи, стуки. Пляшущий подсвечник потерял равновесие и с грохотом скатился на пол. Закачалась, заходила ходуном кровать, звонок в пасти дракона сам собой затрясся беспорядочной дребеденью. С потолка посыпались, подпрыгивая на полу, мелкие кусочки инкрустации. Эжан неосознанно вскинул руку над головой, защищаясь от сухого дождя; мать схватила принца за предплечье и рывком увлекла в дверной проем, одновременно распахнув створку.
Все кончилось внезапно. В тишине спланировал на кровать последний фрагмент полуразрушенного рисунка на потолке.
— Они чересчур нетерпеливы, — сквозь зубы сказала Каталия. — Ты должен спешить. Где эти… слуги?..
Она добавила к фразе черное, площадное ругательство. Эжана передернуло: никогда в жизни мама, королева, единая властительница… Он высвободил руку. Он не понимал. До сих пор ничего не понимал.
Мать заглянула ему в глаза. И соизволила кратко объяснить:
— Стабильеры. Орден взбунтовался и диктует нам условия. Они хотят, чтобы я отреклась от престола.
И тут Эжан вспомнил. Ну конечно! Парк, ночь, мужчина и женщина. Орден, заговор, кавалер Витас — и, разумеется, старший советник Литовт, его отец. Острые камни в подошвах босых ног; не двигаться с места, притаиться, подслушивать, ловить каждое слово… А потом попытаться выведать подробности у той, которая…
Он забыл. Начисто забыл об этом роковом, случайно и, главное, вовремя раскрытом заговоре… Последнее уже не имеет значения. Когда еще имело, он думал совсем о другом; и старался не думать — тоже совсем о другом; и притащился во дворец, и рухнул на кровать, и ворочался с боку на бок до самого утра, никак не проваливаясь в сон, — а тем временем… Дико и смешно. Наследный властитель Великой Сгаллы, больше кого бы то ни было заинтересованный в том, чтобы не дать заговорщикам нанести удар, — не поднял тревогу, никого не предупредил, не сказал даже матери, даже учителю…
Учитель. А может, он знал и об этом?
Королева подхватила на лету его немой вопрос.
— Брат Агатальфеус, — с тихой ненавистью произнесла она. — Они послали его сообщить мне свою волю: как раба, как холопа. Он и есть раб и холоп. — Она страшно улыбнулась одними губами. — Стоял передо мной на коленях, умолял бежать вместе с ним… Твой верный учитель.
— Где он? — почти равнодушно спросил Эжан.
Явилась прислужница с ворохом одежды, кольчугой, шлемом, высокими дорожными сапогами и небольшой котомкой на ремнях. Остальное уже приторочено к седлу, запинаясь, сообщила она. Дрожащая, смертельно напуганная катаклизмом. Королева отослала ее, и не подумав ничего объяснять.
Отвечать на вопрос сына она, кажется, тоже не считала нужным. И принц повторил, уже заинтересованно, с нажимом:
— Где сейчас учитель?
— Одевайся! — прикрикнула мать. — Где… Разумеется, в подземелье; в каменном мешке с заклинаниями на стенах. Слава Богу, у нас еще остались верные престолу маги. Агатальфеус Отмеченный — всего лишь бунтовщик, и не больше. Быстрее же!!!
Эжан путался в рукавах, застежках и завязках. И был уже готов, когда она добавила:
— А я — пока еще королева. Единая властительница Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке. И я не собираюсь отрекаться.
Испуганный конь со свежей ссадиной на морде, с мраморной крошкой, рассыпанной по седлу, косился на принца, прижимая уши. Его поводья привязали к бронзовому кольцу у выхода из дворца. Черного, незаметного выхода — всего лишь узкой дубовой дверцы в сплошной стене…
— Бежим? — сказал Эжан коню.
Было странно, что каких-то полчаса назад его поразило и даже оскорбило повеление матери. Бежать — ну и что? Если все равно незачем жить. Если ни в Великую Сталлу, ни в Аталорр или даже Ильмию больше никогда не вернется принцесса Лилиан… А если и вернется — то не к нему, ничтожеству и предателю.
А теперь — еще и трусу. Ну и пусть.
Новая перчатка жала руку. Пошевелив растопыренными пальцами, Эжан взялся за луку седла и поставил ногу в стремя.
И тут он услышал.
Что-то беззвучное, неуловимое, словно шорох сухих листьев по песку, словно шелест начинающегося дождя в древесных кронах, словно шепот человека, сорвавшего голос от крика за непробиваемой стеной… Голос?
Оказалось, что рука уже шарит по груди: глухая шнуровка камзола, а под ней — шершавый кольчужный металл. Что опять-таки не имеет значения, ведь амулет, красная капля на порванной цепочке, сгинул в ворохе грязного белья… Но амулет и не нужен. Зов личного стабильера способен пробиться в сознание и так.
Учитель?!
Слов не разобрать. Да, разумеется, мама же говорила: заклинания на стенах, верные маги… Но зачем? Что ему надо — теперь?! Да как он смеет?!!
Земля под ногами заколебалась; послышался раскатистый гул, в котором потонул отзвук далекого голоса. Эжан неловко взмахнул руками, впечатался ладонью в стену. Приглушенно, растерянно заржал конь. — Надо бы отвязать его от двери, чтобы в случае чего у животного осталась хоть какая-то возможность спастись… Пальцы в перчатках были словно чужие, и Эжан стащил их одну за другой, прикусив зубами толстую кожу. Поводья… вот так. Беги.