За горизонтом сна

Боксер смотрел на нее исподлобья, растерянно и тупо, как бычок на ярмарке. Пока он просто стоял и молчал, Джерри еще мог бороться с дикой злобой, клокочущей где-то у горла. Злоба не давала говорить, и он пока что мысленно подбирал слова. Такие, чтоб дошло, чтоб понял, безмозглый бык: Лили все знает сама. Лили нельзя куда-то вести — как невозможно и остановить, не пустить, заставить свернуть с дороги. Лили — знает.

В один миг он расправился с собственными сомнениями — так, словно их и не было никогда. Он обязан ей верить. Не верить — просто предательство.

Она же видела СОН, неужели непонятно?!.

— Лили…

Фрэнк несмело поднял руку, чтобы коснуться ее плеча.

Джерри судорожно сглотнул — но злоба все-таки качнулась и неудержимо плеснула через край. Злоба, конечно, не вспомнила о ружье — она стиснула кулаки, вскинула их над головой, бросила вперед нескладное тело… Боксер или не боксер — какая разница?!.

Сейчас я его убью.

Последняя обреченная мысль.

Фрэнк развернулся навстречу, хмыкнул, вскинул локти в защитную стойку.

— Смотрите!!!

Звенящий, еще стеклянный от слез голос Лили рассек сумерки — будто меч или молния. И Джерри, и Фрэнк замерли, не довершив начатых движений. Словно напоролись на этот голос — изумленный, счастливый, победный.

Джерри поправил очки и прищурился. В темноте все расплывалось перед глазами, особенно вдали, — но он увидел. Там, далеко, горизонт уже не был ровным, как под линейку. Причудливыми зигзагами резали небо островерхие крыши, готические башни, зубчатые стены, флюгера и шпили.

— Вот, — прошептала Лили.

«Атлант-1»

— Зонд ноль-ноль-три, замер радиационного фона, квадрат А-один.

— Пошел.

— Зонд ноль-ноль-четыре, замер электромагнитного поля, квадрат А-один.

— Пошел.

— Зонд ноль-ноль-пять-один-штрих, дубль атмосферной пробы, квадрат А-один.

— Пошел.

— Зонд ноль-ноль-шесть…

Компьютеры исследовательского отсека расчерчивали виртуальную сферу планеты параллелями и меридианами, вырезали из нее сегменты, добираясь до магмы и ядра, наносили на поверхность контуры материков и океанов, полосовали их изобарами и изобатами, делили на климатические и природные зоны, тонировали, штриховали, накладывали фильтры и так далее. Это было красиво. Здорово до мальчишеского, несерьезного зуда в пятках — он и не думал, что до сих пор способен на подобное чувство…

Селестен Брюни пружинисто прохаживался из конца в конец отсека. Никак не мог заставить себя занять место перед главным компьютером, куда поступала сведенная информация. Приостанавливался на секунду, взявшись за спинку собственного кресла; скользил взглядом по широкому черному монитору: бело-лимонные столбцы цифр и вербальных данных становились все гуще, все длиннее. Основные показатели аналогичны земным; это хорошо. И снова — полный круг по отсеку, отрывистые команды, звучащие со всех сторон:

— Зонд ноль-двенадцать, проба грунта, квадрат Б-восемь.

— Пошел.

— Зонд ноль-тринадцать-пять-штрих-штрих… Прилетели. Вышли на орбиту. Арчи достал «Голоса Альгамбры». Как замечательно!..

Пятеро членов научного состава экспедиции сосредоточенно вглядывались в мониторы, стучали по клавиатурам, негромко переговаривались между собой и с машинами через портативные микрофоны у губ. Его команда. Тихие, незаметные пассажиры «Атланта», дождавшиеся наконец своего часа.

До сих пор каждый из них старательно прятался в свою раковину, запирался в личном отсеке и как можно реже выходил на контакт с членами экипажа. Брюни сам подал своим людям такой пример; но традиционная тактика поведения, многократно обкатанная учеными в Ближних экспедициях, за последние месяцы выродилась в болезненное отшельничество. Накапливалась критическая масса апатии. Он замечал это по себе: все уютнее чувствуешь себя в кресле, все ненавязчивее звучит двенадцатитоновая музычка, все ненужнее становится то, что осталось за пределами плотно закупоренной раковины… А главное, все прочнее проникаешься убеждением, что ничего и никогда не изменится. Что никто никуда не прилетит. Что так будет всегда.

— Зонд ноль-двадцать восемь-штрих…

Ребята молодцы. В один миг справились с оцепенением, стряхнули апатию и приступили к работе. Конечно, во всех пятерых чувствовалась нервозность, нездоровое возбуждение — именно так, положа руку на сердце, стоило бы классифицировать и его собственный мальчишеский азарт. Но нельзя сбрасывать со счетов и неожиданный сеанс связи с Землей — тоже колоссальная эмоциональная встряска.

Особенно для того мальчика из экипажа, инженера Ли. Неужели нельзя было дать ему договорить с невестой? Из вахтенного отсека все остальные просматриваются на мониторах, и Нортон не мог не видеть, что сеанс еще не окончен… и все же нажал на клавишу внутренней связи. Отдал распоряжения и сразу же, не дав Селестену возможности задать хоть один вопрос, направился в отсек управления готовиться к посадке. Алекс всегда знает, что делает. У него должны были быть причины поступить именно так, а не иначе.