За горным туманом (др. перевод) (ЛП)

— Эдриен… этот яд, каллаброн. Чтобы яд начал отравлять организм, он должен попасть в кровь через небольшой кровеносный сосуд. — Его пальцы легко скользнули по едва заметной красной отметине, которая сморщила прозрачную кожу на ее горле. — Это вовсе не был случайный промах. Это было точное попадание.

— Но кто захотел бы убить меня? — Она с трудом сглотнула. Как может кто-то хотеть этого? Никто здесь ее не знал. Но… что, если кто-то хотел убить Безумную Джанет, и не знал, что она — не Джанет?

— На это у меня пока нет ответа, сердце мое. Сейчас нет. Но пока я не узнаю этого, тебя будут охранять день и ночь. Каждый момент, каждый твой вздох. Я не собираюсь снова по глупости рисковать твоей жизнью.

— Но я не Джанет Комин, — упрямо снова повторила она.

Его темные глаза внимательно вглядывались в ее прозрачно-серые.

— Девушка, мне на самом деле все равно кто ты, или кем была, и мне не нужно думать, кем ты будешь. Я хочу тебя. Чтобы ты была в моей жизни. В моих руках. В моей постели. Если тебе легче от того, что ты веришь… в эту историю о том, что ты из будущего, тогда верь в нее, если тебе это нужно. Но с этого дня и на будущее, ты прежде всего — моя жена, и я буду охранять тебя от всего, что может повредить тебя. Тебе никогда не нужно будет больше бояться.

Эдриен беспомощно подняла руки.

— Отлично. Охраняй меня. Так могу я теперь встать?

— Нет.

— А когда смогу? — печально спросила она.

— Когда я разрешу это. — Он обезоруживающе улыбнулся, и быстро наклонился, чтобы украсть поцелуй. Его лицо наткнулось на ее обе руки. Ей пришлось собрать каждую унцию своей воли, чтобы не схватить его лицо своими ладонями и с трясущимися руками подарить ему поцелуй, который он искал.

Он зарычал и долго смотрел не нее, изучая ее.

— Я должен обращаться с тобой, как с одним из моих соколов, жена.

— Позволь мне встать с кровати, — спокойно предложила она. Она совершенно не собиралась спрашивать, как он обращается с соколами.

Он зарычал еще ниже и затем ушел. Но элитная дюжина осталась у ее двери.

После того, как он ушел, она ясно вспомнила одну вещь, которую он сказал. Тебе не нужно больше бояться. Этот мужчина был слишком хорош, чтобы быть правдивым.

* * *

Дни выздоровления были настоящим блаженством. Лидия отвергла возражения Хока и поставила в саду шезлонг для Эдриен. Хотя ее все еще усиленно охраняли, она могла нежиться на ярком солнышке как сонная, довольная кошка, находясь на длинном пути к выздоровлению. Дни, полные роз и бесед с Лидией, во время которых они узнавали друг друга через короткие разговоры и короткие паузы между ними, только помогали выздоровлению ее измученного тела. Потягивая чай (она предпочла бы кофе, но это привело бы к появлению Хока с его «просьбами») и обмениваясь историями, Эдриен иногда содрогалась от сильного ощущения того, что именно этому месту она и принадлежала всю свою жизнь.

Любовь может вырасти среди жизненных скал и шипов, — подумала она в одну из маленьких пауз между разговорами, которые были удобными, как любимое, изношенное одеяло. От пустынной и бесплодной своей прежней жизни, она каким-то образом оказаться здесь и здесь жизнь была благословенной — мирной и идеальной и простой.

Эдриен выздоравливала более быстро, чем кто-либо полагал возможным. Тэвис заметил, сгибая и изучая свои скрюченные временем руки, что на ее стороне была молодость, которая быстро восстанавливает силы. Не говоря уже о ее неукротимом характере, добавил он. «Ты имел в виду упрямый», — поправил его Хок.

Лидия полагала, что на щеках Эдриен мог гореть только румянец любви. Ха! Хок усмехнулся. Любви к солнечному свету, вероятно. И Лидия почти что засмеялась вслух, заметив каким яростным и ревнивым взглядом разглядывает Хок яркие солнечные лучи, выглядывая из окна кухни.

Гримм предположил, что вероятно, она была так зла на Хока, что торопится со своим выздоровлением, чтобы бороться с ним на равных. «Вот нашелся мужчина, который понимает женщин», — подумал Хок.

Никто из них не знал, что за исключением того, что она скучала по своему котенку, Лунной тени, эти дни были самыми счастливыми в ее жизни.

Пока она бездельничала в покое и на солнце, Эдриен наслаждалась блаженным незнанием. Она до смерти испугалась бы, если бы кто-то сказал, ей что она говорила об Эберхарде в состоянии оцепенения. Она не поняла бы, если бы кто-то сказал ей, что она говорила о черной королеве, потому что ее просыпающееся сознание все еще не вспомнило о шахматной фигурке.

Она не имела ни малейшего понятия, что пока она и Лидия приятно проводили время, Гримм отправился — и теперь был на пути оттуда — в замок Комина, где он обнаружил ужасную информацию о безумной Джанет.

И она собрала бы все свои немногочисленные вещи и бежала бы, спасая свою жизнь, если не свою душу, если бы она знала, как одержимо намеревался Хок сделать ее своей женой во всех отношениях, которые предполагало это слово.