За гранью

– Лучше? – Славрос покачал головой. – Уж чему-чему, а этому меня мои собаки научили: никогда не кусай руку, которая тебя кормит. – Он наклонил голову набок и напряг шейные мускулы. – А если речь о Гиене, то руку, которая тебя защищает. Когда он обещал вернуться?

– Когда у нее кончится ломка, – ответил Кемаль. – Он что-то плел про какой-то процесс. Я не понял, о чем речь.

– Творческий процесс, балда. Это мешало бы творческому процессу. Наш приятель – художник. – Славрос так пнул ногой койку, что Маша подскочила. – Не прошла у тебя ломка? Ну, что молчишь?

Она ничего не ответила, только взглянула на него исподлобья.

– Она совсем доходяга. Позвони ему и скажи, что можно ее забирать. Глаза б мои на нее не смотрели.

После их ухода Маша достала спрятанную под матрасом записную книжку. Она поводила карандашом по стене, чтобы немного подточить кончик. Грифель раскрошился, от него оставался только жалкий огрызок. Ну и ладно, подумала Маша, много ли ей еще писать! Да и времени осталось всего ничего. Скоро Гиена выставит ее на свалке, как выставлял там других девушек. Но хотя бы тело ее найдут люди. Об этом расскажут в «Новостях», и кому-то станет известна ее судьба. Может быть, для мамы даже такой исход лучше, чем полная неизвестность.

«Если ты еще вспоминаешь обо мне, мама, прости меня!»

52

Стокгольм, 2013 год

Из репродуктора под потолком мужского туалета лились мягкие ритмы босановы. Было половина второго ночи. В дальнем углу Томас промывал прокушенную питбулем кисть. У окружной дороги он поймал такси. Шофер заботливо уговаривал Томаса ехать в травматологический пункт, но Томас отказался и попросил отыскать какую-нибудь круглосуточную аптеку. Наконец аптека нашлась на Кларабергсгатан, и шофер его высадил у входа. Томас купил несколько свертков марлевого бинта, упаковку пластыря и пузырек йода, чтобы продезинфицировать раны. Почти весь пузырек он извел на большую рваную рану на левой голени и завязал ее бинтом. Промыв глубокую рану на кисти, Томас наложил давящую повязку. Он посмотрел на себя в зеркало. Зрелище было не из приятных. Из ссадины над глазом натекло много крови, она свернулась и комками налипла на небритой щеке. Он потрогал распухший нос. Больно было отчаянно, но, к счастью, обошлось без перелома. Вытащив из контейнера на стене все одноразовые салфетки, он помыл лицо. Более или менее отмывшись, попытался заклеить рассеченную бровь пластырем. Но края тотчас же расходились, и пластырь никак не хотел держаться на месте. В конце концов Томас махнул рукой и захватил про запас несколько салфеток, чтобы рукой зажимать бровь. На память о Стокгольме у него наверняка останется шрам. Как вечное напоминание о том, что подонки вроде Славроса в конечном счете всегда выигрывают.

Знакомой дорогой Томас пошел от Центрального вокзала к улице Улофа Пальме и по ней в сторону «КГБ-бара». Подойдя ближе, он услышал доносящуюся из бара музыку и громкие голоса посетителей, вышедших на улицу покурить. Сквозь толчею он пробрался к двери, и тут здоровенный детина в черном пальто преградил ему путь.

– Извините, у нас закрыто, – сказал он.

– Не похоже, – возразил Томас, обведя рукой плотную толпу.

– Тебе бы лучше пойти домой. Видно, ты уже порядком набрался, – заметил швейцар, внимательно оглядев Томаса.

– Мне бы только одно пиво. Правда очень нужно! – Томас просительно посмотрел на швейцара.

– Сожалею, но тебе придется выпить где-нибудь еще. Здесь приличное место, – ответил тот, нахмурив брови.

– Вот как? Надо же!

– Да, вот так, – ответил швейцар, еще больше выпятив грудь.

Томас повернулся и протиснулся обратно сквозь строй ожидающих.

Через два квартала он набрел на ирландский паб. Ирландцы оказались более гостеприимно настроены, и его впустили без возражений. Зал был полупустой, и за длинной стойкой красного дерева нашлось свободное место. Томас заказал «Гиннесс» и «Джеймсон». Мгновенно осушив первую рюмку, он тотчас же потребовал вторую и опрокинул ее с такой же поспешностью. Достав мобильник, положил трубку перед собой на стойку.

– Tough night?[41] Досталось тебе? – спросил молодой рыжий бармен.

Томас кивнул:

– Даже не представляешь, как здорово.

Бармен налил ему еще рюмку и сказал, что эта за счет заведения. Пожалуй, это было самое лучшее из всего, что с ним приключилось в Швеции. Проведя в баре полчаса и пропустив еще несколько рюмок, он перестал ощущать боль во всем теле. В зале сделалось более оживленно, а из музыкального устройства на всю катушку гремел рок. Томас взял с барной стойки свой мобильник и вышел в туалет, вход в который находился в другом конце зала. Устроившись в самой последней кабинке, он заперся на задвижку и с тяжким вздохом набрал номер. Трубку долго не поднимали. Наконец на том конце раздался голос:

– Йонсон слушает.

Рядом играла музыка и захлебывалась от смеха какая-то женщина. Очевидно, «Морская выдра» еще не закрылась. Томас устало поздоровался с Йонсоном.

– Ворон? У тебя все о’кей?

– Да-да. Только умотался.

– Как поздно ты позвонил, я уже собирался закрываться. У тебя хорошие новости?

– Нет, тут…