За Гранью

– Просыпайся, Гера, просыпайся! Сейчас начальник придет, спящим зад надерет.

Глаза болели и чесались, будто в них насыпали песка, открывались с трудом. Рядом стоял Вова, ухмыляясь во всю конопатую ряшку.

– Очнулся! – ухмылка стала еще шире.

Герасим представил себе эту улыбку, раздвигающуюся еще и еще, вздрогнул, затряс головой.

– Экий нервный ты сегодня, это точно не к добру, – прокомментировал Вова. – Отчет-то, тот самый, самый важный всю ночь что ли делал?

Герасим рассеяно кивнул.

– Не, погодь. Я же помню, что ты уходил. Решил вернуться или прям с утра пораньше? Иль вечеринку ты хотел застать тут? Тогда облом, мой друг, она была назначена сегодня.

Герасим неопределенно дернул плечами, предоставляя приятелю самостоятельно выбирать версии.

– Погоди-ка… – вид у Вовы стал загадочным.

Он повернулся в сторону Иришки, перевел взгляд на Герасима, потом уже озадаченно, снова посмотрел на Иришку.

– Так… Я думал, думал и я все понял, – заговорщицки зашептал он. – Это ж-ж-ж неспроста… Все-все, – Вова предупредительно вскинул руку. – Две тихони. Охренеть. Подробности расскажешь позже.

Не дожидаясь возражений и объяснений он удалился к своему месту.

Может ли быть кофе много?

Герасим пил третью чашку подряд. Даже с ней эффект был слабый. Бодрость не приходила. Казалось, наоборот, бурая жижа вызывала сонливость, а вместо прояснения в мыслях росла нервозность.

Блик от окна соседнего здания метнулся через все окно, ударил по глазам, заставил зажмуриться.

– Твою…

Герасим наощупь поставил кофе, потер лицо. Резь постепенно рассасывалась.

Приоткрыв веки, он заметил, как Иришка, непонятно когда появившаяся рядом, воровато поглядывая, прячет в кармашек маленькую блестящую фляжку. С легким сожалением, такая милая и алкоголик, Герасим залпом допил кофе.

Иришка неотрывно смотрела на него, будто ждала чего-то.

Он кинул одноразовую чашку в корзину. Повернулся. Она продолжала буравить его взглядом. Герасим подмигнул и направился к себе.

Иришка вытащила фляжку, скептически осмотрела на нее, проводила взглядом Герасима, и спрятала фляжку обратно.

Все-же кофе оказалось много. Значительно больше, чтобы можно было просидеть на месте больше часа, не испытывая неудобства.

Герасим не хотел смотреть в зеркала. Он и не смотрел. Почти пробежал расстояние до двери кабинки, хлопнул ею за собой, принялся избавляться от избытка жидкости.

По мере падения давления, он представлял себе, что выглядел, наверное, глупо. Бежит, постоянно закрываясь и отворачиваясь, бриться перестал. Если отпускать бороду, то тоже без зеркала не обойтись.

С этим надо было что-то делать.

Как когда-то, еще в детстве, читал у классика, идти нужно было туда, где страшно. Это было прямо за дверкой.

Герасим вышел из кабинки, пододвинулся к зеркалам так, чтобы отражаться только в одном.

Отражение признаков самостоятельности не проявляло. Стояло с хмурым растерянным видом, подозрительно смотрело из-за стекла на оригинал.

Герасим махнул ему. Отражение в точности повторило его действие. Также исправно показало язык и скорчило гримасу, отдаленно похожую на улыбку. Пара осторожных прыжков из стороны в сторону, включая неуклюжее приземление с поскальзыванием и размахиванием руками, точно повторились в зеркале.

Отражение вело себя в полном соответствии с учебником физики, почти забытым со школы. Естественно и научно. Без попыток корчить рожи или улыбнуться за оригинал.

Твердая рука, сжимавшая что-то в груди Герасима, потихоньку разжималась.

Мысленно поздравив себя с окончанием галлюцинаций, он повернулся к двери. В зеркале, в самом уголке глаза что-то сверкнуло.

Герасим замер, стараясь всмотреться.

В зеркале по-прежнему отражались белые кафельные стены в размазанных холодных бликах светодиодных светильников, такие же белые дверцы кабинок и фиолетовый край одной сушилки для рук. На фоне всего этого – отражение тощего парня с всклокоченными волосами, замершего на одной ноге. Парень что-то искал, шаря взглядом по пространству. Вид у него был глупый.

Ничего там не мелькало, не сверкало и не блестело.

Поставив ногу на пол, Герасим мысленно выругал себя, опять поворачиваясь к двери. В зеркале, на краю зрения сверкнул, на мгновение задерживаясь, тончайший волосок. Медленно, как при ловле особенно пугливой бабочки, Герасим повернул голову, следя краем глаза за блеском.

Волосок снова блеснул в зеркале. Герасим застыл.

Стараясь не шевелиться, не двигать глазом, он рассматривал едва заметную блестящую паутинку, тянущуюся от уха его отражения куда-то в глубину зазеркального пространства. От макушки тянулась такая же паутинка. И откуда-то из середины головы тоже.

При внимательном рассмотрении с очень медленными и осторожными движениями, такие паутинки обнаружились у рук и ног. Несколько тянулись от разных точек туловища, по несколько от поясницы и основания шеи. Похожие на струны, они крепились к отражению, делая похожим на марионетку, и исчезали в глубине того, что находилось за его спиной.

Герасим, следя за паутинками, медленно поднял руку и почесал нос.