За гранью

Трэвис поднял голову, глядя на низкие серо-стального цвета облака, нависшие над цитаделью, и думая о том, суждено ли ему когда-нибудь снова увидеть бездонное и чистое бирюзовое небо Колорадо.

Вздрогнув от холода, он потуже запахнул на груди свой дорожный плащ. А может, и к лучшему, что он попал сюда, где от воспоминаний его отделяли не жалкие сотни миль, а невообразимая пропасть между двумя мирами. Вот только и пропасть эта далеко не всегда спасала.

– Спокойной ночи, Большой Братец.

– Спокойной ночи, Стрекоза.

Порыв студеного ветра смахнул и унес сорвавшийся с губ тяжкий вздох.

Прошло три дня после того, как он разбил руну мира и согласия в столе Совета, связанную, по словам Фолкена, много столетий назад величайшим из вязателей рун. Откуда взялись у Трэвиса силы и умение разбить ее? Тем не менее он это сделал. Стоило закрыть глаза, как он снова ощущал изливавшийся по его руке в камень стола океан энергии.

В тот день, вернувшись в их покои, Фолкен снова и снова возвращался в расспросах к его действиям в момент разбивания руны, но Трэвис сам толком не понимал, каким образом ему удалось это сотворить. Возможно, свою роль сыграли эмоции: его переполнял безудержный гнев на властителей этого мира, на их ограниченность, тупость и преступную слепоту, на их ослиное упрямство и отказ воспринимать очевидные факты. Трэвис своими глазами видел клубящиеся над Имбрифейлом зловещие черные тучи, сражался с Бледными Призраками и фейдримом, ощущал ледяной холод железного сердца в рассеченной

Грейс грудной клетке ночного убийцы. Да как они смели не верить! К тому же он вовсе не собирался ничего разбивать, а кулаком по столу врезал просто со злости – в конце концов, раз в жизни терпение может лопнуть у любого человека, даже самого смирного. Вот у него и лопнуло. А дальше все произошло само собой: как вспышка молнии или короткое замыкание. Попробуй остановить молнию…

На следующем заседании Совета Эминда потребовала голову Трэвиса на подносе. Хотя ее ненависть ко всему, связанному с рунами, была общеизвестна, некоторое время ему угрожала серьезная опасность. Выручил Бореас, справедливо заметивший, что, раз уж ее величество так печется о судьбе руны, разбитой в столе Совета, он требует заодно рассмотреть вопрос о другой разбитой руне – доставленной Фолкеном на открытие Совета Королей и представлявшей, по словам барда, одну из трех Рунных Печатей на створках Черных Врат Имбрифейла. Этот блестящий ход Бореаса заставил Эминду немедленно заткнуться и снять все претензии к Трэвису. Тот, кстати, и не подозревал об угрозе расстаться с головой, поскольку не присутствовал на заседании, и узнал обо всем только из рассказа Грейс, очень живо изобразившей побагровевшую и перекошенную от ярости физиономию эриданской владычицы, вынужденной молча проглотить оскорбление, чтобы не ослабить собственных позиций. Что ж, и в поражении иногда бывают светлые стороны…

Не отдав Трэвиса на растерзание на Совете, король Бореас в тот же день возжелал с ним побеседовать. Фолкен сам отвел его в королевские покои, предварительно наставив, как вести себя в присутствии его величества. Умом Трэвис понимал, что его выходка в зале Совета, во многом неожиданная для него самого, сыграла на руку Бореасу, но все разно здорово побаивался предстоящей аудиенции, наслушавшись рассказов о непредсказуемом характере короля Кейлавана. Когда дверь за ними захлопнулась и Трэвис предстал перед лицом монарха, он непроизвольно напрягся, стараясь не думать о том, услышат ли его крики снаружи, если Бореас со злости начнет рвать его в клочки своими ручищами.

К удивлению Трэвиса, встреча с его величеством началась вполне корректно. Кивнув в знак приветствия, король пригласил его сесть и предложил вина, начисто игнорируя при этом Фолкена, который оставался на ногах в продолжение всего разговора, по счастью, оказавшегося довольно коротким. В первую очередь Бореаса интересовало, приходилось ли Трэвису раньше разбивать руны и если да, то сколько именно.

Покончив с вопросами, король задумчиво уставился в пылающий в камине огонь и после долгой паузы изрек:

– Древняя легенда гласит, что Кейлаван не может пасть, пока руна мира в столе Совета остается связанной.

У Трэвиса отвисла челюсть. Уж не собирается ли Бореас обвинить его в том, что своими действиями он поставил под угрозу безопасность всего доминиона?

– Нет, Трэвис Уайлдер, – мягко сказал король, словно подслушав его мысли, – ты ни в чем не виноват. Да, Кейлавану грозят суровые испытания и беды Но вовсе не потому, что ты разбил руну. Скорее наоборот: ты разбил руну, потому что Кейлаван в смертельной опасности! – Бореас тяжело вздохнул и поднял голову. – А теперь оставьте меня.