За гранью

Леону Арлингтону нравилась его работа.

Более того, он ее обожал. Будучи «совой», от природы, Леон никогда не возражал против ночных дежурств. В морге с его толстыми бетонными стенами ему было хорошо и уютно. Кроме того, здесь ничто не отвлекало его от философских размышлений. А пофилософствовать Леон очень любил, особенно когда обстановка располагала. А где, скажите, лучше всего предаваться размышлениям на самые разнообразные темы, если не в тишине и прохладе залитого искусственным светом морга? Прозектора Арлингтона занимали порой самые неожиданные вопросы. Сколько времени, к примеру, займет прогулка пешком до Луны, если вдруг представится такая возможность? Какое дерево самое ценное? Или какой напиток он предпочтет выпить в свой смертный час: воду или «Мелло Йелло»? Гм, отличный вопросец! Пожалуй, имеет смысл основательно им заняться.

Но основная причина любовного отношения Леона Арлингтона к своей работе была гораздо проще: мертвецы никогда и никому не доставляют хлопот. Никаких. За свою довольно долгую жизнь он сменил немало мест службы, где ему приходилось по большей части иметь дело с живыми людьми, которые либо требовали от него чего-то такого, что он не мог им предоставить, либо принимались учить тому, что он сам знал гораздо лучше них. Но самыми обидными для него были моменты, когда его принимали за тупицу только потому, что он привык делать свое дело неторопливо и обстоятельно. И еще потому, что его было почти невозможно вывести из себя. Что поделаешь, так уж устроен этот мир, в котором количество часто подменяет качество, горлопанство заменяет авторитет, а гнев и зависть воспринимаются как проявление принципиальности. Сам-то Леон давно научился разбираться в подобных тонкостях. А обитателям морга было глубоко плевать, быстро или медленно выполняет прозектор свои профессиональные обязанности.

Что-то немелодично насвистывая сквозь зубы, он тщательно проверил герметичность пластикового кокона, в который был упакован очередной мертвец. Владельцы похоронных бюро всегда поднимали жуткий хай, когда обнаруживали «пересушенный», по их мнению, труп. Леон так до сих пор и не разобрался, что их не устраивало. Возможно, пониженная влажность мертвого тела как-то влияла на качество косметической обработки для похоронной церемонии. Вот и еще одна тема для размышлений, которой можно будет заняться на досуге. Арлингтон на минутку прервался, всматриваясь в лицо пожилой женщины, покоящейся в выдвинутом стальном ящике. Старушка с посиневшим, землистым лицом, обрамленным кудельно-белыми прядями волос, казалась заключенной не в прозрачный пластик, а в цельную глыбу льда. Леону вспомнилась прочитанная в детстве сказка о Снежной Королеве. Она была жестокой и злой и заточила маленького мальчика в своем ледяном замке.

Он задвинул ящик и поежился. В помещении морга иногда бывало ужасно холодно — единственный существенный недостаток, связанный с его службой. От ячеек хранилища ощутимо тянуло морозом. Потоки холодного воздуха стелились по стенам и полу, оседая на них налетом легкой изморози. Раньше Леон не обращал на это внимания, но в последние год-два все чаще стал ощущать, как холод незаметно проникает в его кости, сковывает суставы и гложет их втихомолку, словно хищный зверь. Возможно, довольно скоро наступит день, когда ему придется всерьез задуматься о том, чтобы подыскать себе другое местечко. Где-нибудь потеплее.

Он потер руки, согревая окоченевшие пальцы, и перешел к следующему «пациенту». Полностью обнаженный труп лежал на спине на прозекторском столе из нержавеющей стали. Белый мужчина, около тридцати лет, в хорошей физической форме. Леон взял журнал и еще раз сверился с сопроводительной записью. Все правильно: неопознанный подозреваемый, которого доставил в госпиталь полицейский наряд, предварительно всадив в него несколько пуль. В ходе операции ему вскрыли грудную клетку, хотя сейчас разрез был аккуратно зашит частыми ровными стежками. По шву, стягивающему края рассеченной плоти, Леон с первого взгляда опознал наложившую его руку. Даже после летального исхода она привыкла заботиться о тех, кто попадал к ней на операционный стол. Это был пациент Грейс Беккетт.

Сняв колпачок с ручки, Арлингтон занес в журнал предварительные данные о состоянии трупа: рост, вес, внешность и расположение двух входных пулевых отверстий. Затем перевернул тело на живот и только тогда заметил маленькую татуировку на внутренней стороне предплечья. Он наклонился ниже и с удивлением обнаружил, что это вовсе не татуировка, а выжженное на коже клеймо, о чем свидетельствовали характерные особенности еще не успевшей толком зарубцеваться ткани по краям странного значка:

ШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШ