За гранью долга

Коэлин, считавший себя одним из лучших мечников Делирии, утверждал, что начал считать себя воином только тогда, когда научился блокировать практически все удары своего учителя, маэстро Глинза. Не знаю, считал ли себя воином Вэлш, но он не блокировал ни один удар! Вообще! Не понимаю, как, но его тело каждый раз оказывалось в одном пальце от клинка противника. Вне зависимости от того, откуда и куда был направлен удар. Прогибы, скручивания корпуса, смещения, приседания и прыжки — в комплексе всё это напоминало какой-то безумный танец. И если бы не кровь и обрубки тел, которые разлетались от него во все стороны, танцором даже можно было бы залюбоваться.

…Шестнадцать из двадцати солдат, почему-то решивших, что для атаки на двоих воинов строй — вещь необязательная, полегли за какие-то мгновения! А четверо самых умных, успевших и сообразить, что нахрапом этих бойцов не возьмёшь, и отступить… продержались ещё минуты полторы… И умерли, как свиньи на бойне, не успев нанести Утерсу ни одной раны!!!

…Смотреть на то, как Вэлш орудует своими жуткими иглами, оказалось ничуть не менее интересно, чем за тем, как он сражается: на моих глазах его оруженосец медленно превращался в ежа. Мимоходом отметив для себя, что, судя по выражению лица, оруженосцу графа ещё не приходилось сталкиваться с таким лечением ран, я во все глаза уставилась на руки Утерса. Стараясь запомнить, куда и в какой последовательности он втыкает свои иголки. Увы, никаких особых выводов сделать мне не удалось — на мой взгляд, иглы вводились куда попало, на разную глубину и под разными углами. Мало того, вокруг ран Тома их почему-то оказалось меньше, чем в его конечностях. Однако, несмотря на такой странный принцип их расположения, какое-то воздействие на организм раненого они всё-таки оказали. По крайней мере, когда граф, вцепившись в древко, потянул болт на себя, его оруженосец не издал даже слабого стона! И, вытаращив глаза, пробормотал:

— Мне совсем не больно, милорд!!!

— Вот и хорошо… — усмехнулся Утерс и, открыв чересседельную сумку, вытащил из неё свёрток с чистым полотном, иглами для зашивания ран и баночками с целебными мазями.

Во время дальнейшей обработки ран Том растерянно улыбался. А когда его сюзерен, убрав свёрток обратно, принялся вытаскивать иглы, восхищённо заметил:

— Я чувствую себя даже лучше, чем перед боем…

— Угу… — мрачно кивнул Аурон Утерс. — Нам предстоит очень весёлая ночь, поэтому я сделал всё, чтобы ты смог её пережить…

…Идти в полной темноте вниз по течению речки, да ещё и по колено в воде, оказалось безумно сложно. Дико мёрзли ноги. А ещё, в среднем раз в минуту я, поскользнувшись на очередном камне, пыталась рухнуть в воду: непрекращающийся ливень не позволял толком разглядеть даже фигуру идущего рядом со мной Утерса. А уж про дно речушки и говорить нечего. Благодаря реакции графа Вэлш мне это удавалось сравнительно редко, а вот Том, бредущий следом за нами, в основном передвигался на четвереньках. И даже пару раз терял сознание от боли в ранах. Короткие остановки, во время которых граф приводил оруженосца в себя, пугали даже больше, чем движение — меня начинал колотить озноб, и я чувствовала, что начинаю превращаться в кусок льда… А ещё страшно действовало на нервы то, что мы шли вниз по тому же самому ущелью, по которому только что поднялись на лошадях!!!

Нет, разумом я понимала, что Утерс правильно делает, что путает следы. И что с места последнего боя за ними обязательно пустят собак… Но холод и усталость вымотали меня настолько, что я была готова на всё, лишь бы мне дали выбраться из воды и помогли согреться!

Угу… Согреться мне удалось. После того, как мы дошли до места, где в речку впадала ещё одна, такая же бурная и холодная. Тогда, когда я своими ногами ощутила, что теперь мы идём ВВЕРХ ПО ТЕЧЕНИЮ! На подъём, на который без помощи Утерса я не забралась бы даже посуху…

…Моих сил и самолюбия хватило от силы на полчаса — потеряв равновесие и ухнув в воду с головой вместе с пытавшимся меня удержать графом, я почувствовала, что не могу встать. И расплакалась… В голос… Первый раз за последние десять лет…

Выбравшись из омута, Утерс, на котором были навьючены все наши чересседельные сумки и мешок с головой, заскрипел зубами. И, взяв меня на руки(!), молча двинулся дальше!

Поняв, что из реки мы выберемся только тогда, когда он сочтёт это нужным, я сорвалась:

— Я больше не могу!!! Я промокла насквозь, промёрзла до костей и почти не чувствую ног! Если я вам нужна как ещё один «аргумент», то просто отрежьте мне голову! Нести её будет намного легче, чем тащить. А узнать меня узнают и по лицу!!!