За гранью долга

— Простите, ваше высочество, но вам придется сделать все, что я сказал… — тоном, не допускающим ослушания, приказал(!) мне(!) этот наглый мальчишка. — От вас плохо пахнет. Если бы этот аромат не вызывал нездорового интереса у всех встречных и поперечных, то я бы не настаивал. А так… если вы не пойдете мне навстречу, то мне придется вам помочь…

— Вы… меня… разденете… и… помоете? — постаравшись, чтобы в моем голосе чувствовалось презрение, фыркнула я.

— Да.

— Вы не посмеете ко мне даже прикоснуться…

— Уверены? — приподняв одну бровь, осведомился мой похититель. — Простите, что напоминаю, но несколько минут назад вы совершили достаточно продолжительную прогулку на моем плече…

Я сообразила, что ляпнула чушь. Однако отступать не захотела:

— Для того чтобы раздеться, мне нужна помощь служанки. И мыться я привыкла тоже с ее помощью…

— Я помогу расшнуровать ваш корсет… — слегка покраснев, твердо ответил он.

'О… Смущаемся…' — я мысленно поздравила себя с первой победой. — 'Мальчик! Ты зря трепыхаешься! Уже сегодня вечером ты доставишь меня к ближайшим городским воротам! И, не замечая, как тебя заковывают в кандалы, будешь влюблено смотреть мне вслед!'

— Будьте так любезны… — повернувшись к нему спиной, попросила я…

Отсутствие сноровки Аурон Утерс лихвой компенсировал энтузиазмом — не прошло и минуты, как я, оставшись в одной нижней рубашке, стояла у кромки воды, и, глядя на глядящего куда угодно, кроме моего тела мальчишку, изображала капризную и избалованную принцессу:

— Прикажите своему спутнику уйти куда подальше, потом помогите мне раздеться и намыльте спину…

— Том! На берег не выходи… — сглотнув, неожиданно низким голосом рявкнул юный граф. И, взявшись за подол рубашки, одним движением вытряхнул меня из нее. Чуть не оторвав нос и уши…

— Вы всегда так обращаетесь с женщинами? — уставившись в его глаза, фыркнула я.

— Ваше высочество! Не стоит со мной играть… — не обратив на мои слова никакого внимания, совершенно спокойно ответил мне этот малолетний хам. — Мне надо доставить вас в ущелье Кровинки. И для того, чтобы это у меня получилось, я готов… ну, почти на все — мыть вас в каждой встречной речке, кормить с ложечки и даже нести туда на руках. Мне очень тяжело смириться с такой необходимостью, но… я вынужден. Поэтому, если вы способны понять, что я имею в виду, то давайте не будем создавать друг другу проблемы…

Я открыла, было, рот… и промолчала: Утерс не лгал! Ни в одном слове! Я, Видящая, не могла ошибиться — об этом просто кричали его глаза, руки, дыхание и голос!!! А еще он не пялился на мою грудь и живот, не пытался представить, какова я в постели, и не думал ни о чем, кроме того, что только озвучил…

'С ума сойти…' — подумала я. И кивнула: — Дальше я помоюсь сама…

— Понимаю… — криво усмехнулся мальчишка. И добавил фразу, от которой я почувствовала себя в обществе своей мамы: — Кивок — еще не обещание. Что ж, буду ждать от вас подвохов…

…Утерс оказался вынослив, как вол: целый день он несся рядом с моим конем, просто держась за стремя! А к вечеру умудрился выглядеть так, как будто только что выспался! Зато я, его оруженосец и все четыре лошади находились на последнем издыхании!

Видимо, поэтому попытку установить с ним связь пришлось перенести на утро — анализировать его поведение, засыпая на ходу, не смогла бы даже мама. Мелькнувшую в голове мысль о побеге я отмела, как нереальную. Во-первых, я не знала, в какой стороне находится Свейрен, а бежать по полям и лесам, куда глаза глядят, и орать 'Спасите, я принцесса Илзе' было бы крайней степенью идиотизма. Во-вторых, расседлав коней и приготовив ужин, граф приказал своему спутнику ложиться спать, а сам, залив костер водой, уселся спиной к дереву в двух шагах от меня и приготовился бдить. Ну, и, в-третьих, для того чтобы заставить себя дойти до ближайших кустов и обратно, мне пришлось настраиваться минут десять.

…Проснулась я в седле. Скачущей по какому-то бескрайнему полю. От яркого солнца, бьющего мне в левую щеку. И от жуткого голода, завязывающего узлом мой желудок. Опустив взгляд на вихрастую голову размеренно бегущего рядом с моим конем Утерса, я вспомнила, как меня будили, и чуть не взвыла в голос, сообразив, что утром отказалась от куска черствого хлеба, сыра и вяленого мяса!

…Терпеть голод удавалось часа три. Или четыре. Но когда солнце поднялось в зенит, я поняла, что ради огрызка сухаря или обглоданной собаками косточки готова на все…

— Простите, граф, а вы вообще планируете остановку на обед? — спросила я, стараясь, чтобы по моему голосу не чувствовалось, насколько я голодна.

— Нет, ваше высочество… — отозвался он. — Однако, если вы хотите перекусить, то в правой чересседельной сумке есть сыр… Приятного аппетита…

Сухой, заветренный кусок сыра показался мне самым восхитительным лакомством на свете! Откусывая маленькие кусочки, я разжевывала их до состояния кашицы и смаковала, смаковала, смаковала.

Увы, все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться, поэтому, когда от обнаруженного в сумке сыра остались одни воспоминания, я была готова съесть еще как минимум столько же: