За гранью долга

…Вернувшись с конюшни, Томас повесил на стену мокрый плащ, и, по стеночке добравшись до своего ложа, превратился в статую. За все время, пока я крутил 'Эхо в теснине', он ни разу не пошевелился, и, кажется, старался даже почти не дышать. Зато когда я убрал мечи в ножны, и, подхватив с кровати полотенце, направился к двери, он, поняв, что тренировка закончилась, робко поинтересовался:

— Простите, милорд! Можно вопрос?

Я утвердительно кивнул.

— Сколько лет надо отрабатывать этот комплекс для того, чтобы так двигаться? С ума сойти — в ваших перемещениях и ударах столько мощи, что… мне бы не хотелось оказаться тем, кто подвернется под ваши мечи…

— Эх… Видел бы ты, как его делает мой отец… — вздохнул я. — У него аж воздух звенит… А насчет сроков — трудно сказать. Я отрабатываю 'Эхо' сравнительно недавно. Но почти все движения и переходы из него начал осваивать еще в глубоком детстве. И потом, самое сложное тут — не движения, а боковые смещения, скручивания бедер и корпуса. По сути, тут зашифрована техника боя в тесном помещении. То есть там, где нет возможности для маневра. Поэтому, если ты заметил, я почти не блокирую — смещение-атака, смещение-атака… Так, дискуссию о технике исполнения комплекса отложим на потом — пора ехать. А ведь мне еще надо умыться и поесть…

…Из Сегрона выехали с небольшой задержкой — обалдевшие часовые у городских ворот никак не могли уразуметь, кому и зачем вздумалось выбираться на Восточный тракт в такое ненастье. Сначала меня долго убеждали, что путешествовать по раскисшему тракту смысла нет. Потом — что открыть ворота 'вот прямо сейчас никак не получится', так как для того, чтобы просто прикоснуться к запирающему их брусу, нужна команда отсутствующего начальства. В общем, для того, чтобы это самое начальство вспомнило о долге, мне пришлось распахнуть плащ и продемонстрировать герб рода, вышитый на сюрко. У часовых мгновенно вытянулись лица, возле ворот началась нездоровая суета, а 'отправившийся проверять посты' начальник караула мгновенно нашелся. И, стараясь не показывать мне своего заспанного лица, тут же отдал все необходимые приказания.

В общем, через несколько мгновений десяток воинов, в хорошем темпе рванувший к воротам, вцепился в запирающий их здоровенный брус…

…Наблюдать за тем, как Томас ведет себя в дороге, было довольно забавно: двадцатидвухлетний парень, пытающийся меня охранять, ни на секунду не отрывал взгляда от придорожных кустов. При этом он то и дело хватался за свой топор и периодически пускал своего коня рысью, чтобы первым осмотреть чем-то не приглянувшееся ему место. Вспомнив, что ему приходилось подрабатывать в охране купеческих караванов, я слегка расстроился — на мой взгляд, в его профессиональной подготовке были значительные пробелы. Слишком большие для того, чтобы продолжать считать его профессионалом.

Во- первых, несмотря на то, что он старательно обращал внимание на поведение птиц, он не различал, что вызывает их беспокойство в тот или иной момент. Во-вторых, вглядываясь в заросли, Ромерс не реагировал на изменение цвета листвы придорожных деревьев и кустов. В-третьих, он довольно долго определял места, где могли бы сидеть лучники или арбалетчики. И, соответственно, постоянно подставлялся под возможный выстрел. Поэтому, добравшись до очередного места, удобного для устройства засады, я попросил его придержать коня и вкратце обрисовал ему основные правила, используемые разбойниками при подготовке места нападения на купеческие караваны. А потом выдал кое-какие рекомендации по траектории движения на подобных участках дороги и первоочередным действиям при начале атаки.

У Тома отвалилась челюсть. Дослушав мои объяснения, он хмуро почесал затылок, сплюнул, и, расстроено посмотрев на меня, пробормотал:

— Мда… Смотреть меня научили, а видеть — нет…

— Именно… — кивнул я. — Видишь вот эти кусты? Присмотрись к ним внимательнее. Видишь, на них листва слегка пожухла, а вот там, чуть поодаль — нет. О чем, по-твоему, это говорит?

— О том, что они неживые? Срезали где-то в лесу, и вкопали в землю? — побледнел Ромерс.

— Угу… — усмехнулся я. — Не дергайся: сейчас за ними никого нет.

— Потому, что птицы спокойны?

— Не только: оглянись вокруг! На дороге пусто. Какой смысл сидеть в засаде, если в такую погоду большинство путников отсиживаются на постоялых дворах?

— Ну да… Действительно… — Томас тяжело вздохнул, и, надвинув на голову капюшон, расстроено добавил: — А я всю дорогу ломал себе глаза…

— И правильно делал — береженого Бог бережет. И капюшон ты сейчас надел зря… Дождь и так скрадывает звуки, а в нем ты вообще ничего не услышишь…

— Так вы же сами сказали, что непогода…

— Да. Сказал. Но это не повод расслабляться… Воин ты или кто? — сдув с носа каплю дождевой воды, я подмигнул своему оруженосцу и тронул Злюку с места…

Глава 9. Граф Томас Ромерс