За гранью долга

— Почти нет… — стараясь не смотреть на свои порядком опухшие и то и дело простреливающие болью пальцы, соврал мальчишка.

— Приедем в крепость — покажешь руку лекарю. Эти чурбачки, к которым я ее примотал, конечно, не дают костям двигаться, но если они срастутся неправильно… — Комель вдруг прервался на полуслове, и, вскочив на ноги, принялся за работу.

Суор грустно усмехнулся — то, что будет, если рука срастется не так, он знал не хуже отца. Говорили, что их деревенский калека Бертон по прозвищу Кривой, тощий, еле переставляющий ноги мужчина с изможденным и вечно голодным взглядом, некогда был писаным красавцем. И собирался жениться на дочери самого деревенского старосты! А еще ему прочили место егеря в имении графов Шорров с окладом чуть ли не в две серебрушки в месяц… Увы, все надежды самого завидного жениха деревни рухнули в одночасье — однажды ранней весной он вернулся с охоты на носилках. С перебитыми ногами и разорванной грудью. Надсадно кашляющий и мечущийся в лихорадке.

Деревенская травница Марфена сделала все, что могла — Бертон выжил. И через год с небольшим снова научился ходить. Однако превратился в жалкого и никому ненужного калеку, живущего на то, что успевал заработать за лето пастухом…

— А он что, станет меня смотреть? — запретив себе думать о своем будущем, воскликнул Заяц.

— Будет… — кивнул отец и вцепился в валяющееся рядом с телегой колесо. Увы, особенной уверенности в его голосе Суор не услышал…

…Последний чурбак занял свое место часа за три до рассвета. И обе телеги, наконец, сдвинулись с места и медленно поползли вниз по ущелью.

В этот раз обеими правили мужчины — дядя Кугс, пробормотав что-то вроде 'мал он еще, чтобы править лошадьми', забрался в первую, и, вцепившись в поводья, от души хлестнул дрожащую от холода Гриву…

Несмотря на то, что фраза звучала достаточно обидно, Зайцу было не до нее — свернувшись калачиком под обоими кусками овчины, он никак не мог согреться. И слышал исключительно перестук собственных зубов.

Рука отца, опустившаяся на его затылок и слегка потрепавшая его по волосам, оказалась такой же ледяной, как и ветер, задувающий под овчину. И вместо успокоения принесла новую вспышку боли — попытавшись сжаться в комок, Суор неловко пошевелил сломанной рукой и чуть не прокусил себе губу от новой волны огня, прокатившейся от кончиков пальцев и до самого плеча.

— Терпи, сын… — невесть как почувствовав его состояние, еле слышно прошептал отец. — Через час доберемся до Запруды, покажем тебя лекарю, и все будет хорошо…

'Это вряд ли…' — мрачно подумал мальчишка. — 'Лекарь наверняка давно спит. Встанет он не раньше восхода солнца, и займется своими делами… Что ему какой-то мальчишка с Волчьего подворья? У него там граф Шорр, челядь, воины, в конце концов… Хотя… воины не падают с телег и не ломают руки! Их ранят только во время войны… Или во время учебных поединков… А какие поединки по ночам? Значит…'

— Комель! Ты слышал? — в громком шепоте дяди Кугса, разорвавшем тишину ущелья, Зайцу вдруг послышался страх.

— Что именно? — встревожено поинтересовался отец.

— Лязг железа, Комель! Ну, что-то вроде удара меча по щиту… Что смеешься? Я слышал! Точно!!!

— Тренировочный выход, брат… — усмехнулся отец. — Сотник Лоут лютует. Я в прошлом году наткнулся на них у ущелья Ледяного Водопада. Помнишь скалу над развилкой?

— Ну?

— Так вот под ней четверо черно-желтых бились против двадцати Шорровских солдат… — в голосе отца Зайцу почудилось непонятное ощущение гордости. — Почти час… И устояли…

— Час? — не поверил дядя. — Да там тебе от поворота и до поворота ехать от силы минут пятнадцать…

— А я стоял и смотрел… Интересно же…

— Вот опять… Слышал? — чуть поспокойнее поинтересовался Кугс.

— Что-то было… — согласился отец. — Здорово. Сейчас увидишь сам… Судя по всему — это там, за поворотом…

— А Вилы уже видны? — негромко спросил Суор. И тут же почувствовал себя дураком: разглядеть хребет с тремя белоснежными пиками посередине в свете звезд мог, наверное, только филин. Или сова…

— Нет… — усмехнулся отец. — Но только потому, что темно… Зато днем их не увидит только сле-…

— Крик! Ты слышал ЭТОТ крик, Комель?! — перебил его Кугс. И от его тона Зайцу стало не по себе.

— Да… — хрипло ответил отец, и, изо всех сил дернув за поводья, заставил Гриву остановиться…

— Лежи тут… Мы быстро… — голос отца донесся откуда-то издалека. И у Зайца тут же перехватило дух от дикого, ни с чем не сравнимого ужаса. Он мгновенно оказался на ногах, и, стараясь не шевелить примотанной к груди правой рукой, аккуратно сполз с телеги. А потом, по дуге обойдя Гриву, с трудом нашел взглядом два полусогнутых силуэта, бесшумно скользящих вдоль нависающей над дорогой скалы…

Как ни странно, никаких криков Суор так и не услышал. В ущелье было тихо и спокойно — прыгая по камням, негромко журчала река. В наваленных на телегу бревнах еле слышно посвистывал ветер. Негромко похрапывали лошади, радующиеся короткой остановке…

'Может, им показалось?' — подумал мальчишка. И почувствовал, что замерзает: вставать на холодный ветер в мокрой от пота рубахе не стоило.