За гранью долга

Да, крик, оглушающий тебя самого, — лучший способ не слышать страшный звук, с которым арбалетный болт входит в человеческое тело, скрежет меча о пластины проламываемого доспеха и предсмертный хрип оседающего тебе под ноги друга. И один из немногих стимулов, способных заставить тебя идти навстречу Смерти. Слава, победа или добыча, о которых ты только что спросил — бред… Почему? Что такое слава, Ронни? Для воина, бегущего в атаку, это слово не значит абсолютно ничего: тот, кто провоевал хотя бы год, совершенно точно знает, что семь из десяти воинов первой шеренги, столкнувшейся с врагом, падут. Что как минимум двое — получат ранения, и хорошо, если легкие. И что лишь один, невесть как увернувшийся от ударов копий и мечей или арбалетных болтов, сможет сделать следующий шаг вперед. К чему? К победе? О чем ты говоришь, мальчик! Это даже не смешно! Да, при желании в памяти воина, идущего в атаку, могут всплыть воспоминания о захваченных с ходу и отданных на разграбление городах. И первые сутки, полные кровавого безумия и пожаров, рассыпанного вокруг взломанных тайников серебра. И душераздирающих криков гибнущих под мечами победителей жертв. И стеклянные взгляды уже не пытающихся сопротивляться женщин в его заляпанных своей и чужой кровью руках. Однако чаще он вспоминает другое: перепаханное ногами его товарищей поле, от горизонта и до горизонта усыпанное трупами. Тяжелый запах крови и нечистот, торжествующий вороний ор над головами. А еще боль от полученных ран и перекошенные лица тех, кто лишился руки или ноги. Тех, кто уже никогда не встанет в строй рядом с ним. А еще жуткую, вызывающую оторопь пустоту в душе. Там, где, по идее, должна жить его гордость. Какое ожидание раздела добычи, мальчик? Добыча? Что для него добыча в момент, когда он смотрит в лицо врага? Воспоминания о монетах, спущенных в тавернах или потраченных в обозных борделях? Или греющие душу прикосновения к поясу, в который вшиты утаенные от всевидящего ока десятника драгоценные стекляшки? Или мысли о помятой серебряной и золотой утвари, втихаря прикопанной „на потом“ во время отлучки по нужде? Что? Молчишь? Тогда отвечу я: ни-че-го… Единственное, что влечет его вперед и заставляет раз за разом бросаться на ощетинившуюся мечами стальную стену — это надежда ВЫЖИТЬ. Ведь тот, кто пересилит врага и сможет опрокинуть стройные шеренги мечников противника, имеет немного больше шансов остаться в живых, чем те, кто не выдержит удара! Ибо убивать бегущих от тебя намного легче, чем отбиваться от дышащего в затылок преследователя. Вот он и рвется вперед! Прикрываясь щитом, сжав в потеющем кулаке меч и с ревом, который иногда называют воинственным кличем! Пусть враг трепещет! Пусть знает, что Смерть пришла сюда именно за ним! И что тот, кто несется в атаку, неудержим… Понял, бестолочь? Выжить!!! Вот о чем молят богов войны идущие в атаку воины. А не о славе, победе или добыче… С ума сойти, какой же ты еще ребенок…»

— Милорд!!! — шепот сотника Пайка, раздавшийся прямо над ухом, заставил меня вынырнуть из забытья, отвлечься от мыслей, когда-то высказанных мне Кузнечиком, и посмотреть вниз. На осыпь, по которой, скользя и падая чуть ли не на каждом шагу, с воинственным ревом взбирался авангард армии Иаруса Молниеносного…

«Выжить? — растерянно подумал я. И, криво усмехнувшись, ответил себе сам: — Да, учитель, как всегда, оказался прав… Обо всем остальном мы будем думать потом… Если у нас оно будет…»

Глава 29 Принцесса Илзе

— …и только попробуй захихикать! — сквозь зубы прошипела мать. И, почему-то решив, что я достаточно впечатлена состоявшимся разносом, царственно кивнула церемониймейстеру.

Повинуясь взмаху его жезла, в нишах по обе стороны зала загрохотали барабаны, взвыли фанфары, а потом придворный хор многоголосо провыл «Славься, Делирия, в веках»…

Как и полагается, для церемонии представления нового посла королевства Морийор хор ограничился торжественным исполнением только первого куплета нашего гимна. Не знаю, как барона Эйтрейю Логвурда, ожидающего где-то там, за дверью, а меня сей факт обрадовал неимоверно: слушать тенор-альтино[39] маэстро Велидетто Инзаги, не ежась и не затыкая руками уши, я могла в лучшем случае минут пять. А потом забывала и про присутствие отца или матери, и про то, что после этого торжественного-преторжественного мероприятия мне придется ответить за каждое неправильное шевеление. И делала все, чтобы не слышать этого душераздирающего визга.

…Короткая пауза после высоченной ноты, от которой у меня заныли зубы, и церемониймейстер хорошо поставленным голосом торжественно произнес:

— Полномочный посол его величества Урбана Рединсгейра Красивого тра-ля-ля — тра-ля-ля, барон Эйтрейя Логвурд тра-ля-ля — тра-ля-ля…