За гранью игры

Фридрих вез в ставку пакеты от начальника штаба Вооруженных Сил, от комиссара ООН по вопросам урегулирования конфликта на Ближнем Востоке. Америка требовала присутствия немецких войск в зоне военных действий в Персидском Заливе. Да, фон Шлиссенбург недолюбливал хитрых исламистов, но все-таки уважал. В вопросах чести и морали Фридрих был прямым, упертым, как истинный овен, и неприступным, как скалы. Фридрих понимал только силу. Исламисты вызывали у барона не только раздражение, но и невольное восхищение. Давно надо было показать этим заморским янки, что мир – это не одни только Штаты. Фон Шлиссенбург не любил азиатов. Но бомбы с пожеланием счастливого рамазана – это уже слишком. Соперника нужно хоть чуточку уважать и сильно ненавидеть. Враг должен быть достоин того, чтобы его убили. А подобная демонстрация технической мощи, граничащая с цинизмом, только злила Фридриха. Вояки! Да, эти американцы – великие стратеги. После Вьетнама долго подштанники стирали. Они теперь только бомбить и умеют. В основном мирное население: детей, стариков, а еще часто почему-то попадают то по школам, то по больницам. Югославию вон, чуть с землей не сровняли. Славян они гнобили, идиоты! А на чьей стороне выступили? То-то и оно! Впрочем, Штатам не все ли равно? Их только цены на нефть волнуют, а вовсе не урегулирование межнациональных распрей. Им нужен лишь Персидский залив.

Фридрих вздохнул. Надоело ему вся эта политика до чертиков. Чиновники – все законопослушные и добропорядочные бюргеры. Послушаешь – и тошно становится. Будто никогда и не было великой Германии, державшей всю Европу в страхе. Хождение на цыпочках перед Штатами, а именно так рассматривал Фридрих позицию министерства Иностранных Дел, злило майора. Да, Германия слаба, но зачем же втягиваться в чужую войну? Нужна нефть Америке, вот пусть сама ее и добудет.

В боковом зеркале показалась машина. Ничего примечательного: «шкода».

Фридрих не любил оживленных трасс. Но сейчас выбора не было: приказы не обсуждаются. А кроме того фон Шлиссенбург надеялся ворваться в Берлин утром, когда город только бы начал просыпаться. Уже было семь часов, а до города еще далеко. И солнце давно поднялось. Лето.

Машина, севшая на хвост, на обгон не шла, но и не отставала. Фридрих почувствовал смутную тревогу, достал из кобуры пистолет и сунул его под сиденье: подальше от чужих глаз, поближе к руке. Неспокойно нынче в мире, тревожно. Разная шваль почувствовала свою силу. Взрывы в Нью-Йорке показали, что нет в Америке ни порядка, ни расторопной армии. А значит – нет и карающей десницы. Эх, Адольф, почему не Германия стала сверхдержавой, ну почему?

Фридрих снова глянул в зеркало. «Шкода» упорно держала дистанцию. Сотовый телефон висел на ремне. Звонок можно было сделать в любую минуту. Но пока висящие на хвосте не подавали признаков агрессии. А Фридрих был очень мнительным, и больше всего на свете он боялся быть осмеянным. Страх перед унижением был сильнее даже ненависти ко всем, кто растоптал Германию и поставил её на колени.

«Шкода» не отставала.

Фон Шлиссенбург нервничал все сильнее. Кто бы это мог быть? Кому выгодно, чтобы пакет из ООН не попал в Берлин? Да и глупо это. Были же и телефонные звонки, и электронные письма. Эта поездка – пустая формальность. В принципе, как и все, что творилось нынче в Германии. Только в армии еще поддерживали военный дух. Солдаты Бундесвера были великолепными спортсменами. На все остальное приходилось закрывать глаза. Не утешало даже зависимое положение России. Ох, нельзя недооценивать русских. Кредиты Запада на развитие стран Содружества Независимых Государств – это деньги на ветер.

Мысли майора как-то незаметно переметнулись к семье. Изольда была прекрасной домохозяйкой, матерью троих крепких парней, но и только. В последнее время Фридрих начинал понимать, что ему постоянно чего-то не хватает. Суровый к себе и всем окружающим, барон начинал испытывать потребность в понимании. Лелеять в сердце ненависть и всегда бояться выдать себя – это мучительное занятие. Конечно, Изольда знала о настроениях своего мужа, но не догадывалась, какие страсти кипят в этой груди. Да фон Шлиссенбург и не допустил бы женщину так глубоко в свое сердце. Во всем должен быть порядок: в стране, в армии, в семье и в любви. И когда прыщавые юнцы уходили на альтернативную службу – выносить ночные вазы за престарелыми бабульками, – Фридрих не понимал этого. Мужчина должен быть воином, захватчиком, добытчиком. Так было во все времена. А современная молодежь что? Тьфу, смотреть противно! Хиппи. Волосы – до плеч, в ухе – серьга. И это они – опора и защита Отечества?

«Шкода» не желала отрываться.

«Да что же это такое, в конце концов? Оставят меня в покое или нет?» – мысленно взревел Фридрих и ударил по тормозам. Машину слегка занесло.

«Шкода» не успела притормозить: видимо, тот патлатый водитель был все-таки начинающим водителем. Автомобили столкнулись. Не сильно. Помяли друг другу крылья да разбили фары.