За гранью мира алая заря

Алтарь охраняли пятицветные птицы, выстроившиеся в две шеренги. Возглавлял гвардию Ильман-Линту — Властитель Воздуха.

По сторонам уносились к небу искры, образуя световые столбы. На левом проступал серебряный силуэт величавого гуся с большими, пронизывающими мудростью, глазами. На правом золотой ободок вырисовывал фигурку изящной длинноногой цапли.

Над алтарем рос лотос о двенадцати лепестках. Из чаши цветка выглядывал тот, чье имя знает каждое пернатое создание. Мудрый Птах.

— Ты — царь птиц? — робко спросила Маруша.

— Дремы, навеянные сонными травами, продолжают путать тебя, — величаво ответила птица. — В Заоблачной Стране нет ни царей, ни королей, ни прочих властителей. Власть — ничто на этих просторах, пронизанных неземным светом. Бескрылые называют меня — Хума. Они верят, что тот, на чью голову я опущусь, станет королем. Они дали мне право выбирать за них своих властителей. Они забыли про изначальное определение: «Чьи мысли столь развиты, что разбивают все ограничения, тот становится подобен королю».

— Почему?

— Потому что видит все миры, все решения, всех правых и виноватых со всех сторон. Но я не вернусь в мир бескрылых. Я возвращаю им право самим совершать поступки и самим отвечать за них. Пускай учатся спрашивать себя, а не кивать, мол, глупая птица опустилась не на ту голову, вот и страдаем мы безвинно, да беспредельно.

41

Разговор продолжился у чудесной яблони, с которой склевывала Жар-птица плоды из огненного золота. Ее хвост алой занавесью прикрывал чуть ли не половину листвы. От перьев исходило мягкое тепло. С другой стороны веяло свежестью от хрустально-чистого ключа. За ручьем раскинулся птичий городок. К ближнему домику у самой кромки поля, где сквозь зелень зреющих злаков проглядывали розовые шарики клевера, торопился Орешек, сжимая в клюве букетик ярких цветов. Из раскрытого окошка доносилось веселое стрекотание швейной машинки. Красношейка творила на праздник обновки для всех подруг.

Хума поглядывал на кромку дальнего леса. Рядом с ним в шеренгу выстроились Ибис, Коршун и Сокол. А Маруша находилась в жуткой растерянности.

— Так мы не летим? — спрашивала она в десятый раз.

— Мы не летим, — сказал Коршун. — Ты же вернешься к Птенцу. Олицетворяя Заоблачную Страну, я не могу надолго покидать ее пределы.

— Но путь — всего-то три зари!

— Для нас три твоих зари — одно мгновенье. Для Заоблачной Страны наше мгновенье — целая вечность, — мягко заметил Сокол, в правом глазу которого сверкало солнце.

— Но почему бы хоть кому-то не вернуться со мной? Чтобы все мне поверили!

— Маруша, — к яблоне грациозной походкой приблизился Ибис. — Разве неверие других затмит правду того, что ты побывала в Заоблачной Стране и разговаривала с нами?

— Нет, но я хочу, чтобы птицы знали!

— О твоем подвиге?

— О моем подвиге!

— А если бы птицы верили в подвиг, который ты не совершала, тебе было бы легче?

— Но я же его совершила!!!

— Ты не ответила на вопрос, — властно вступил Хума. — Так станет тебе легче, если птицы поверят в подвиг, который ты не совершала?

«Кто знает, может и ты летишь в Далекую Страну, одновременно оставаясь в своем гнездышке,» — вспомнила Маруша слова призрачного кота, но поверить в них не смогла.

— Разве я не добралась, пусть даже на четвертую…

— Извини, Маруша, ты повзрослеешь, когда поймешь, что подвиги, в которые верят все остальные, не так важны, как тот, про который ты можешь себе сказать: «Да, это подвиг!» А сейчас тебе пора. В награду за долгий путь можешь задать последний вопрос.

— Что такое — Заоблачная Страна?

— Место, в которое не стоит торопиться. Настанет время, и она сама откроет дверь для достойных, для тех, кто хоть что-нибудь сделал.

— Ну-ну, конечно, — усмехнулась птичка. — Видала я того, кто совершил множество добрых дел, чтобы угодить к вам. А вместо этого его судьба — вечное метание у края поля, уходящего за горизонт.

— Но, совершая поступки, он думал не о тех, для кого он их совершал, а о том, что после очередного поступка Вирия становится чуть ближе. На самом деле она оставалась все так же далеко.

— Ну и неправильно! Ведь тот, для кого все это вершилось, радовался.

— Верно, Маруша, но согласись, тот, для кого все это вершилось, делился своей радостью. Только она утекала непринятой, незамеченной. Не ответная теплота нужна была вершащему, а чувство пути в Заоблачную Страну. Подумай, отказался бы он от чувства пути, если б его давали за злые поступки, за обман и подлость? Или все также стремился бы поступок за поступком получить право распахнуть запретную дверь?

— Значит, со мной вы не вернетесь? — Маруша отказывалась верить и готова была повторять вопрос тысячи раз.

— Нет, — покачал головой Мудрый Птах. — Спасибо за весть, но мы умеем радоваться приходу в мир Серебряного Птенца, даже не видя его. Нам достаточно знания и веры.

— Не понимаю. Я бы жизнь отдала, только б взглянуть на чудо!