За гранью Разлома (СИ)

Дмитрич недобро нахмурился, обретая поразительное сходство с нахохлившейся совой. Рада на миг затаила дыхание, судорожно пытаясь придумать, как спасти ситуацию, а потом шагнула вперёд, к самому столу.

Должно быть, в молодости Дмитрич был очень высок. Даже сейчас, в свои шестьдесят с лишним, сидя в продавленном кресле он оказывался на одном уровне со слишком рано переставшей расти Радой. Опершись о стол так, чтобы смотреть в глаза старосты снизу вверх, старшая дочь Беляевых жалобно протянула:

— Ну пожа-алуйста… Я просто хочу помочь…

— Твои хотелки — не моя забота. — Дмитрич отстранился, но не отвёл взгляда. — Моя забота, знаешь, в чём?

— В том…

Староста не дал ей ответить.

— В том, чтобы у нас был порядок. Безопасно чтоб было. Никакой нечисти, никаких вампиров, никого, кто может навредить, поняла меня, Беляева? — Не дожидаясь ответа, Дмитрич прикрыл глаза ладонью и скрипуче усмехнулся. — Беляева…

Он часто делал такое лицо, произнося её фамилию вслух. Старосте не нужно было ничего объяснять, чтобы Рада в одной этой усмешке прочла всё: и восхищение её бабушкой, и уважение к родителям, и гордость за младшеньких — за Лену особенно — и вселенское недоумение, как старшая дочь столь уважаемой в поселении семьи умудрилась вырасти такой непутёвой. «Даже от вашего приёмыша проблем нет, несмотря на его, гм, деятельность», — как-то раз сказал Дмитрич Раде. Отзвуки этих слов она слышала в горькой усмешке старосты и теперь.

— Ты как думаешь, мне легко далось это решение? — Дмитрич опустил руку и Рада невольно съёжилась под тяжестью его взгляда. — Легко, думаешь? Нет, не легко. Я запретил тебе выходить не потому, что ты мне не нравишься. Я запретил тебе выходить, потому что ты опасна.

Рада царапнула стол.

— Вы знаете, что я никогда никому не желала зла, — севшим голосом напомнила она, но Дмитрич покачал головой:

— Ты просто не знаешь, что это такое — зло. Росла здесь, за стенами, в безопасности, а теперь что, наружу захотелось? Сколько, говоришь, тебе лет? — в голосе старосты мелькнула нотка горечи. — Небось не помнишь Разлом, и того, что после было, тоже не помнишь?

Рада не помнила. Пожалуй, могла бы и помнить — ей тогда было около трёх — но память начисто стёрла и жизнь до того, как всё перевернулось с ног на голову, и сам Разлом, и то, как их семья выживала после. Наверное, в то время постройка стен была действительно необходима. Наверное, именно благодаря предпринятым Дмитричем мерам собравшиеся на берегу Камы беженцы смогли отстроить поселение и сохранить в рабочем состоянии гидроэлектростанцию и целлюлозно-бумажный комбинат. Но это было давно. Единственная атака вампиров закончилась ничем более пятнадцати лет назад, люди привыкли к нечисти, а Макс рассказывал, что поселения одно за другим отказываются от стен.

— Не помнишь, — прочитав ответ на лице Рады, проскрипел Дмитрич.

— И что с того?

Рада не без труда заставила себя оторвать от стола сжавшиеся в кулаки руки. Она глубоко вздохнула и, уловив едва заметный запах настойки валерианы, вскинула голову.

— Ну, да. Допустим, я не помню Разлома. Зато я помню, как Ваня Каримов играл на гитаре и как Ирка расстраивалась, когда у неё пригорало печенье. Все пропавшие — люди, которых я знаю почти всю жизнь, так почему я не могу помочь с их поисками? Я же ходила по лесу раньше. Вдруг именно я что-нибудь замечу? Вдруг…

— А вдруг снег летом выпадет? — рявкнул Дмитрич и, резко охладев, опустил плечи. — Что ж с тобой делать-то, непутёвая? Колдовать не можешь, нечисть таскаешь… Найди кого-нибудь, кто за тебя поручится.

— Что? — Рада растерянно уставилась на старосту, и тот, устало махнув рукой на старшую дочь Беляевых, пояснил:

— Пусть кто-нибудь из главных в отряде возьмёт на себя ответственность за то, что ты вернёшься целой и ничего с собой не притащишь, поняла? Если кто согласится, можешь идти с ним.

Не веря своим ушам, Рада неловко попятилась к двери.

— Я…

— Иди уже. — Дмитрич прикрыл глаза.

— Спасибо!

Старшая дочь Беляевых сорвалась с места и высочила за дверь, не расслышав, что именно пробормотал напоследок уставший староста.

Тяжёлые стальные ворота покрывала облупившаяся от времени серая краска — её подновляли всего однажды, лет десять назад. Тогда не желающая даже приближаться к воротам Рада спряталась на чердаке школы и весь день просидела там, со скуки листая справочник местных грибов. Она догадалась утащить с собой солидный кусок хлеба, но совсем не подумала о воде, и к первому колоколу, — упрямо досидев в своём убежище до времени, когда её точно не заставят помогать в покраске, — умирающая от жажды девочка притащилась домой. Так она узнала, что её искали две поисковые группы, что отец за день постарел на несколько лет, а мама весь день рыдала, пугая малолетних Димку и Лену. Заготовленное Радой оправдание, что ей просто не нравится запах краски, показалось смехотворным. В тот раз Дмитрич строго отчитал старшую дочь Беляевых и, глубоко заглянув ей в глаза, спросил:

— Если ты так не любишь запах краски, как будешь с книгами работать?