За гранью снов (СИ)

Она продолжала оставаться его любовницей, но вела себя... сдержанно-холодно и откровенно вольно. Если раньше она опасалась говорить что-то вслух, и Штефан мог уловить бунт лишь в ее глазах, то теперь она, не стесняясь, говорила всё ему в лицо. Казалось, полностью равнодушная к тому, что ее ждет за это. Ей, конечно, ничего не было, - ни наказания, ни расплаты, только злобный рык и яростный крик Князя. Но и это ее, казалось, мало задевало. В ее глазах светились искорки, которых не было раньше, холодные, но обжигающе горячие. И они сводили его с ума. Обжигающий лед, способный растопить его ледяное сердце!

И он бесился оттого, что она стала такой... неприступной. Горячей, чувственной, обжигающе сладкой, но вместе с тем отстраненной. Она отвечала на его ласку – черт побери, он даже вспомнил, что такое ласка применительно к рабыне! Она была непокорна и своенравна не только за пределами постели, но и в ней. Она не уступала ему ни в чем, и после побега, казалось, стала более раскрепощенной и отзывчивой. Но... не давала ни шанса Князю на то, чтобы тот получил прощение. А ему, мать ее, отчего-то нестерпимо важно было знать, что она забыла тот случай. Но она не забывала. И он бесился всё сильнее.

Он пошел ради нее на то, на что не пошел бы даже ради себя. Ради спасения своей души из адского пламени, если бы верил, что он существует. А для нее... он сделал почти невозможное. Примирился с собой, подавил инстинкты хищника, контролировал слова и действия, постепенно осознавая, что действует уже большей частью бессознательно. Он переступил через принципы, которые когда устанавливали для него, и которым он стал слепо следовать.

А она!.. Она была всё так же холодна и неприступна.

Но сдаваться Князю Четвертого клана не престало!

Спустя неделю после ее возвращения, он нашел ее в зимнем саду, где она поливала цветы, напевая под нос какую-то песенку. Оказывается, у нее красивый голос. И где-то он уже слышал эту мелодию... нет?

Он подошел к ней незаметно, остановился в дверях и несколько минут просто смотрел на ее расслабленную спину и слушал, как она поет.

Что-то в груди тревожно забилось. Неужели сердце... почувствовало что-то?..

- Кара, - позвал он ее, и увидел, что девушка не вздрогнула, как раньше. Будто знала, что он где-то рядом.

- Дуешься? – спросил он, глядя на нее непроницаемо.

Он всё еще злился на нее. За всё. За побег. За то, что вынудила его против воли волноваться. За то, что была равнодушна, беспечна. За то, что страстно отвечала на его страсть, оставаясь дерзкой и хладнокровно отстраненной. Будто в ней уживались два человека. Глаза благословляли на слепую безудержность, а голос оставался спокойным и твердым.

- Значит, дуешься, - выговорил он сквозь зубы, когда она не ответила, медленно подошел к ней со спины.

Она молчала, лишь цветы продолжила поливать, а его будто и нет в комнате!

- А знаешь ли ты, - отточенно заявил он, пронзая яростным взглядом ее спину, - что ты не имеешь права дуться?! Ты – рабыня, детка, не забыла?

- Где уж мне? – недовольным голосом пробормотала она, так к нему и не повернувшись. - Мне дословно и… наглядно в прошлый раз объяснили, кто я в этом доме. Запомнила. Повторения не нужно, спасибо.

Штефан взбесился от такого показного равнодушия и резко схватил ее за плечи, повернув к себе лицом. Навис над ней каменной глыбой, но Кара ничуть не шелохнулась, уставившись на него почти безразлично. Только слегка подрагивающие уголки губ выдавали ее волнение. Глаза не просто горели, но пылали.

- Тогда какого хрена ты себе позволяешь? – выдохнул он ей в лицо, начиная заводиться от ее холодности.

Казалось, какая ему разница, как она на него смотрит, каким тоном с ним разговаривает... Рабыня она, и только! А нет, волновало. Еще как волновало. И это бесило больше, чем ее безразличный голос и уставший (от него?!) взгляд.

- Ничего не позволяю, - коротко ответила девушка, продолжая пытливо на него смотреть. – Что-то не так?

- Да! – рыкнул Штефан, сильнее сжав ее плечи, до боли, до синяков. Заметил, как она поморщилась, но не мог остановиться, крепче сжимая девушку в тисках своих рук. Вновь терял контроль над собой и своими действиями. - Не так! Ты, кажется, забыла, что еще не ответила мне за свой побег. За свою, - с угрозой выговорил он, - попытку побега. Знаешь, что я делаю с теми, кто пытается бежать?

- Отправляешь в колонию? - совершенно спокойно спросила она. Совсем не боится?! И без паузы: - Так давай же, отправляй, если хочешь! - прямой, вызывающий взгляд глаза в глаза. Схлестнулись, столкнулись две волны ярости и гнева, обиды и раздражения, в неравной борьбе хозяина и его рабыни. - А, если не отправишь, я всё равно убегу, ясно?

Он рассвирепел окончательно. Да как она смеет?! Эта... девка, рабыня... эта... зараза!?