За гранью снов

— Я тебе еще нужен? — поинтересовался Эдмунд, когда они уже вышли на улицу.

— Я не знаю, — ответил Джулио. — Я чувствую, что все меняется, но еще не знаю, что мне нужно. — Мне нужна новая скрипка, подумал он, глядя на футляр, который держал в руках. Внутри лежали одни обломки. Но в этом-то Эдмунд ему не поможет, ведь так?

А почему нет?

А как насчет этого чужака внутри него, который умеет делать такие странные вещи? Может быть, он мог и сам себе помочь?

— Ну, если я тебе понадоблюсь, звони. Мне пора домой, — сказал Эдмунд.

— Спасибо тебе большое.

Эдмунд потрепал его по плечу и исчез.

Когда Джулио вернулся домой, мамы еще не было. Он сел за пианино и посмотрел на часы, которые мама специально поставила на крышку, чтобы напоминать ему, когда можно играть на пианино, а когда нельзя. Полшестого. Он потревожит миссис Хопкинс, соседку справа. Но он ведь не каждый день это делает, да и закончит к шести, так что она потерпит.

Пальцы его вспомнили песни, которые он сам не сразу и узнал. Пока руки наигрывали мелодию, мысли где-то витали.

Что же с ним произошло?

Он все еще восстанавливал в памяти все события, а его руки заиграли Прелюдию си минор Рахманинова, большую, темную пьесу. В его исполнении эта музыка напоминала раскаты грома.

Что же случилось?

— Ух ты. Мне нравится этот шум, — подумалось ему. Нога соскользнула с педали, и музыка зазвучала громче и громче. Что-то в ней нарастало, пока он совсем не утонул в океане звука. Он играл ее слишком громко, не обращая внимания на все пометки пианиссимо. Музыка обрушилась на него, как прибой, накрыла волной и поглотила его, смывая все мысли и тревоги.

Кто-то тряс его за плечо.

Он так резко дернулся от неожиданности, что свалился с табурета. Он лежал на полу и глядел, бестолково моргая, на столь же напуганную миссис Хопкинс.

— Я не хотела пугать тебя, — сказала она. Ее лицо было белым, как полотно. — Просто ты так громко играл.

— Извините. Должно быть, я увлекся.

— У тебя новое пианино? — Она осмотрела черную полированную крышку, все такую же старую и поцарапанную, потускневшие медные педали, ярко блестевшие только на концах, где их касались его ноги. — Как тебе удалось извлечь из него такие новые звуки?

— Что? — спросил Джулио. Тем временем он сел, потирая ушибленный затылок. — Что вы имеете в виду?

— Оно звучало как оркестр.

— Джулио? — позвал мистер Марино, сосед с первого этажа. Он зашел в квартиру, поскольку миссис Хопкинс, видимо, оставила дверь открытой. — Конечно, замечательно, что юноша увлечен классической музыкой, Джулио, но разве я не говорил тебе, что нельзя включать проигрыватель на такую громкость?

— Проигрыватель, шмоигрыватель, — проворчала миссис Хопкинс. — Мальчик сам устроил весь этот шум на пианино.

«Кто все эти люди?»

«Это соседи».

— Уважаемая леди, никто не может извлекать такие звуки из обычного пианино, — сказал мистер Марино.

— Может быть, он подключил синтезатор, — предположила миссис Хопкинс. Она наклонилась и заглянула под клавиатуру. — Наверняка. Хотя здесь ее нет. Джулио?

— Да?

— Как ты все это сделал? — Она подняла крышку пианино и уставилась на струны. — Где синтезатор?

— Должен признать, что мне, как ни странно, хочется услышать конец пьесы, — сказал мистер Марино и направился к маленькому магнитофону, который мама подарила Джулио на шестнадцатилетие, больше года назад. — Кто дирижировал? — спросил он, открывая крышку. Уставившись в пустой магнитофон, он недоуменно спросил. — Как? Так там не было пленки?

— А я что вам говорила? Это мальчик сам, — сказала миссис Хопкинс. — Почему вы никогда меня не слушаете, Эмиль?

— У нас что, вечеринка? — спросил чей-то новый голос.

Джулио взглянул в сторону двери. Там стояла маленькая смуглая женщина, державшая огромные сумки с продуктами.

«А это кто?»

«Моя мама».

«Мама?» Кто-то, не он сам, стал ворошить воспоминания. «А, мама». Джулио поймал себя на том, что смотрит на свою мать с каким-то незнакомым ему чувством влечения и страстного желания.

«Наверное», — подумал Джулио. Лет с двенадцати он сторонился объятий, стеснялся их. Но время от времени, когда никто не видел, он мог постоять спокойно и дать себя обнять. Сейчас он встал и направился к двери.

— Мам, давай я возьму сумки.

«А что это такое?» — спросил чужак внутри, уставившись на покупки.

«Еда».

«Еда? Расскажи мне. Покажи. Дотронься до нее. Сейчас».

«Прекрати это».

Джулио забрал сетки у матери.

— Еще в машине остались, — сказала она. — Так у нас вечеринка?

— Похоже, ты как раз закупила все для вечеринки, — сказал Джулио.

— Конечно. Я же готовлю угощение на завтрашний день рождения у Ларсенов. А ты мне помогаешь, не забыл?

Ах да, он и забыл, что взялся за эту работу. А как же встреча в зачарованном доме?

— Джулио? — одновременно сказали миссис Хопкинс и мистер Марино.

— Что ты натворил на этот раз? — спросила мама.

— Я играл на пианино слишком громко. Я увлекся на минутку, вот и все, — ответил Джулио. Он прошел в кухню, поставил сумки на стол и вернулся.

— Ничего страшного, — сказал мистер Марино. — Но теперь ты должен доиграть до конца.