За гранью тьмы [СИ]

Любви, которая не превращается в пародию на самое себя, замыкаясь на человеческом теле, а переступает бренность, взывает к самому главному — Душе, делая ее могущественнее самой Смерти.

Когда-то я искренне верил, что могу быть причастен к этому. Верил и был погублен своей же верой.

Повторяю и повторяю, как молитву. Мне нет места в мире Тео. Мне нет места рядом с ней, если не желаю повторить ошибки прошлого.

И все же я еще здесь, внимаю ее слезам и прикосновениям.

Глубоко вздыхаю, и, словно отзываясь на слабое движение, Тео чуть отстраняется, поднимает подбородок и смотрит на меня.

Ладонь сжимает ее руку; поглаживаю большим пальцем по гладкой коже, не отводя зачарованного взгляда.

Ее радужки кажутся темнее, чем есть, теряясь в окружающем мраке, начисто лишенные синих красок.

В глубоких карих глазах Тео отражается космос, потерянный мной.

И это самое красивое, что я когда-либо видел.

Тео возвращается к своей обычной жизни так, как это возможно только в юности — легко и беззаботно, оставив за плечами весь груз пережитого страха. Она скидывает свою боль и уходит, не оборачиваясь.

Мучительные сны больше не беспокоят ее, она засыпает почти мгновенно, едва голова ее касается подушки.

Таблетки, забытые в ящике стола, летят в мусорную корзину, а отец, с трудом верящий в улучшение состояния дочери, не без сомнений отказывается от услуг психиатра.

Поначалу врачи задают Тео нескончаемые вопросы, подвергают бесчисленным тестам и анализируют, будто лабораторную мышь, а потом отступают, вешая на нее несколько ярлыков с маловразумительными диагнозами.

Она не придает этому никакого значения — жизнь ее обретает краски, возвращаясь к необходимой человеку обыденности.

Но никакой обыденности нет и больше не может быть.

— Когда ты придешь снова? — спрашивает Тео, рисуя на губах несмелую улыбку. Улыбается, а глаза ее лучатся.

— Я еще здесь, — отвечаю тихо.

ГЛАВА 7

Тьма вокруг клубится, заполняет пространство, находится в постоянном движении, окутывая мое тело.

Скользит между пальцев, поднимается по запястью, обвивая змеей. Я обнажен — кожу мягко колет, когда тьма обволакивает грудь. Поднимаю вверх голову, медленно прикрывая веки. Ощущаю невесомые потоки, скользящие по шее. Мышцы ног напряжены, поясница как натянутая тетива, кадык с трудом продирается сквозь горло; сглатываю и делаю глубокий вдох, вбирая тьму в себя.

Не чувствую ничего.

Мое человеческое тело не отторгает тьму, но и не принимает ее. Дышу мраком, пытаясь погрузиться в сон, лишенный одолевающих меня сомнений.

Желаю забыться, как прежде, раствориться в темноте, слиться с нею, потерять свой облик, стать черным туманом.

Не могу.

Как давно я не слышу Зова? Как давно изматывающее влечение к смертному существу заменило собой необходимость собирать урожай Нитей?

Зов покинул меня, унеся с собой предвкушение и ожидание, боль и терзание. Оставил меня наедине с собой в могильной пустоте. Все еще по привычке жду первых уколов, слабого комариного писка, подтачивающего сознание. Жду ощущения нестерпимой жажды, заставляющей пробудиться от бесконечного сна.

Глухая, звенящая немым криком тишина.

Не могу погрузиться в сон. Не слышу Зов.

И тьма больше не кажется непроницаемой, черными вихревыми потоками волнуясь вокруг.

Покой разбит, безвременье хрустящим стеклом осыпается к ногам. Открываю глаза, устремляя взгляд в высоту.

Кажется, я различаю свет. Тонкий, почти неуловимый, слабый проблеск сквозь густой мрак. Да и не мрак уже, а насыщенный серый заполнил высь. Там, где всегда черное превращалось в бесконечность, теперь брезжат будто рассветные сумерки.

Поднимаю руку вверх, ощущая, как тьма, подобно ветру, играет в волосах. Тянусь кончиками пальцев вверх — туда, где сквозь космическую ночь проглядывает далекое, скрытое солнце. Не вижу очертаний, не ощущаю тепла, а глаза слезятся, улавливая малейшие оттенки света.

Что это?

Вытянутая рука дрожит от напряжения, запрокинутая шея ноет, по лбу скользят путаные пряди волос.

Тьма глушит мой стон, смазывает его кистью. Удерживает за горло, обхватывая словно тугими жгутами.

Мое место не здесь, в вечной пустоте, в безвременье, ставшим спасением на многие века. Мой океан пусть и темен, глубок и бесконечен, но наполнен красками. Когда-то я покинул его, окунув себя в ночь, превратив плоть в туман, рассеяв память, изничтожив боль, заполнившую мое существование.

Вернувшись, я обрету свою боль, прочувствую в полной мере, переживу прошлое вновь. Таков мой Путь.

Но прежде…

Я должен вспомнить свое Имя.

Сознание звездным взрывом расцветает. Мириадами огненных искр вспыхивает, пробуждая спящий разум, когда я вижу птицу. Мелькнула в далекой выси на миг, острым силуэтом царапнув бесконечность над головой.

Скрипка разливает свою мелодию, разрывая пространство. Чернильно-черное вокруг тускнеет, налетевший ветер штормовым порывом рассеивает тьму, открывая взгляду светлеющее небо.

В груди разливается щемящая, жаркая, как тепло человеческого тела, боль, пронзающая то настоящее, чувствующее, что живет во мне.

Во сне или наяву блуждает мой разум?