За гранью тьмы [СИ]

Девочка старается смотреть в сторону, уводит взгляд, потому что если не смотреть — то плохое может и не случится. Своеобразная мантра, волшебное заклинание, в которое она верит.

Но плохое, конечно, случается.

Весло вылетает из уключины, падает в воду, мелькает раз-другой в ровной глади, а затем исчезает в темноте илистого озера. Отец девочки пьяно наклоняется, тянется руками, старается ухватить весло, лодка опасно кренится.

Девочка зовет отца, кричит, хватается до побелевших пальцев об упругие резиновые края лодки.

Она не умеет плавать — понимаю это прежде, чем мне предстоит в этом убедиться.

Знаю, что произойдет дальше. Мне не нужно смотреть до самого конца — я видел похожее кино тысячу тысяч раз.

Достаточно.

Видение расплывается, дергается, покрытое волнами.

Зов становится жгучим, ядовитым. Печет изнутри, требует свое, как раскаленная печь жаждет топлива. Держу серебристую Нить взглядом, медленно погружая ее в себя, в самое нутро, туда, где находилось бы мое сердце, будь оно у меня.

Отдаю Зову необходимую жертву.

Чернота сгущается, становится плотной и осязаемой. Пальцы — черные языки тумана — держат серебристую паучью Нить, вкладывают ее туда, где горит жарче всего, туда, где находится самое средоточие меня, не потерявшее свой огонь. Где находится то, что заменяет мне сердце.

Медленно закрываю веки.

Кромешная густая тьма вокруг, — и лишь брезжит впереди точка света. Приближается медленно, но уверенно. Неторопливо разгорается, увеличиваясь в размерах, приноравливается будто, а затем яркой вспышкой ослепляет.

Жмурюсь, как и каждый раз, когда реальность стремительно меняется. От яркого света слепит глаза. Розовые пятна мерцают под веками, почти физически больно.

Мираж.

Давнее воспоминание о боли и не более того. Мне не может быть больно.

Лица касается ветер. Настоящий, теплый, ласкающий кожу. И снова морок, воссоздающий иллюзию жизни. Все вокруг меня — ложь. Даже сам я.

И все же мне нравится возвращаться. Нравится чувствовать запахи и прохладу. Окунаться в мороз и погружаться в знойную жару.

Реальность — это таинство. Игра света и тьмы, в которой всему сущему отведена лишь жалкая роль наблюдателей. Игра, пронзающая меня до самой глубины, переворачивающая мир, заставляющая чувствовать или думать, что чувствую.

Различие не так уж велико.

Открываю глаза.

ГЛАВА 2

Вновь вижу прилипшие ко лбу волосы, мокрый свитер, облепляющий худое тело. Но это больше не видение — реальность вокруг осязаемая и объемная.

Настоящее. Не дразнящее прошлое, не неизведанное пока будущее, а самое истинное Здесь и Сейчас.

В этот самый миг, в момент, когда мое тело, сотканное из черного тумана, обретает форму, я ощущаю течение времени. Часы и минуты вновь обретают смысл.

Солнце слепит, не по-осеннему жарко. Хороший день для рыбалки, вода озера темна и непрозрачна, в ней прячутся скользкие рыбы.

Ирония, которая могла бы вызвать улыбку, но мои губы — ощущение губ — плотно сжаты.

Делаю шаг, приближаясь. Длинный, чуть ниже колена, приталенный плащ из плотной ткани скользит по ногам, порыв ветра приподнимает полы. Ноги ступают по желтеющей траве. Земля проминается, пружинит, я наслаждаюсь каждым шагом, чувствами, которые дарит мне этот мир.

Пусть мои ощущения лишь грезы, пусть исчезнут, как только Нить будет перерезана, но я жажду их каждый раз. Предвкушаю как награду за то, что обрываю чужие жизни.

Опускаю взгляд, оглядываю себя с едва проснувшимся интересом. В моем облике никогда и ничто не меняется уже последние… сколько лет? Не помню. Не знаю.

Высокие ботинки — сплошь ремни и тускло блестящие пряжки на черном. Узкие штаны кажутся второй кожей, на бедрах продета в шлевки штанов серебряная цепочка — звенья плоские, но увесистые. Один край свисает по ноге до середины бедра, покачивается при ходьбе, а на самом конце — роза ветров. А, может быть, символическая звезда.

Легкая ткань расстегнутой до середины груди рубашки свободно струится.

Меняются цвета сверкающих Нитей, меняются истории, картины, которые я вижу в распахнутых окнах прошлого. Чужие судьбы проносятся мимо, сливаясь в вереницу мазков краски, но я всегда неизменно в черном.

Вытягиваю руку, смотрю на собственную ладонь. Узловатые худые пальцы, светлая кожа. Никакого тумана — не здесь, не в этом мире. Сжимаю пальцы, разжимаю, наблюдая, как перекатываются под кожей мышцы.

Это я… настоящий? Или лишь мимикрия под чуждую мне реальность?

Когда-то я знал ответ. Думаю, что знал.

Поднимаю руку и накидываю на голову глубокий капюшон плаща, скрывая лицо.

Это излишне, потому что на мне маска.

С внутренней стороны она теплая, точно живая. Касается лица нежно, знакомо. Она всегда на мне, когда я прихожу в этот мир.

Смотрю вперед сквозь узкие прорези. С той стороны глазницы словно пустые, зашиты нитями веки, рот крест-накрест стянут крупными стежками. Кожа — как мел белая.

Маска кажется живой, возможно, она и есть живая. Под ней — мое лицо. Лицо, которое я не помню. Не знаю, как выгляжу, не знаю, есть ли оно там на самом деле, под ужасающей личиной. Или, сдернув маску, можно увидеть лишь клубящийся языками черного пламени туман.