За гранью возможного

Обычно бойцы, вернувшись с задания, тут же разбредались по своим хаткам, отсыпались и уже потом принимались за еду. Теперь все собрались возле печки: ведь в таком случае, как бы ни устал, не уснешь…

— Милые, распрекрасные вы мои девочки, чем нас порадуете? — весело спросил Михаил Чмут. Он живо заглянул в одну кастрюлю, в другую. — Щи наваристые-то какие!.. Может, красавицы, нальете?

Получив отказ, он сунулся к печке, схватился за заслонку, но, схлопотав затрещину, заливисто рассмеялся.

— А щи-то и впрямь вкусные, я уже не говорю про хлеб — пышный, пахучий… — Он уселся на скамейку, шумно сглотнул слюну.

— Не томи ты нас, Ольгуша, — попросил Алексей Герасимович. — Сил больше нет терпеть.

— Да что ж я сделаю, товарищи мои дорогие, — хлеб должен пропечься, — пояснила Ольга. — Она глянула на часы — немецкую штамповку, одолженную по такому случаю у бойца. — Через полчасика выну хлеба. — Чтобы убедиться в точности сказанного, заглянула в печь.

Глянул в печь и подоспевший Чмут.

— Братцы вы мои, хлеба-то какие!.. Готовы уже, с места мне не сойти!..

— А вот и начальство идет, — тихо сказала Ольга, поправляя косынку, румянец выступил у нее на лице.

Из-за деревьев, о чем-то переговариваясь меж собой, вышли Рабцевич и Синкевич.

Увидев бойцов вокруг печки и за столом, Рабцевич спросил:

— Обедать собрались?..

— И даже с хлебом, — расплывшись в улыбке, похвастался Синкевич. Из-за спины командира отряда он показал бойцам, чтобы освободили место за столом: — Давайте с нами за компанию.

Рабцевич окинул взглядом забеспокоившихся у печи девчат.

— Если с хлебом, не откажусь. — Он сел за стол. Рядом, потеснив бойцов, уселся Синкевич.

— Предупреждаем, товарищ Игорь, — раздался чей-то шутливый голос, — это у нас пробная выпечка. Можно не дождаться!

Рабцевич глянул настороженно, но, увидев веселые лица бойцов, засмеялся.

— Дождусь!

Дружный смех совсем смутил девчат.

Ольга открыла заслонку, глянула в печь.

— Девчата, разливайте щи, сейчас хлеб подам…

На столе вместе с большой кастрюлей появились миски, тарелки, котелки, ложки.

Ольга, поддев лопаткой, выволокла каравай из печи и, поднеся к столу, осторожно поставила перед Рабцевичем.

— Вот это хлеб! — не удержался Пархоменко, все это время терпеливо дожидавшийся обеда.

Каравай действительно был отменный: большой, пышный, с аппетитной коричневой корочкой.

— А пахнет-то, — возрадовался кто-то с конца стола, — даже отсель слышно!

Рабцевич невольно поддался соблазну и, нагнувшись над караваем, втянул воздух. Разогнулся, выдохнул:

— Какую же власть имеет хлеб над человеком!

Синкевич достал финский нож, тщательно протер лезвие о рукав ватника, попросил:

— Товарищ командир, режьте…

За столом вмиг сделалось необычно тихо. Все уставились на Рабцевича.

Чувствуя необычность происходящего, Рабцевич встал, прижал горячий каравай к груди и, как, бывало, в далекие времена делал отец, вытянул руку, приставил нож к караваю, вонзил в него и потащил на себя…

Но что такое? Вместо обычного в таком случае мягкого хруста из-под ножа послышался треск, напоминающий звуки не то ломающегося, пересушенного зноем сучка, не то рвущейся парусины. И тут же на стол, гулко стукнувшись, упала горбушка. Собственно, это была не горбушка, а подсушенная корочка без мякоти.

Вздох недоумения, растерянности, огорчения вырвался у всех.

Рабцевич удивленно посмотрел направо, налево, перед собой и неожиданно для всех улыбнулся.

— Когда у моей мамаши почему-либо не получался хлеб, отец шутливо говорил: «Ну, мать, у нас в доме сегодня не иначе как Христос ночевал!» — Засмеявшись, он хотел что-то веселое отпустить в адрес пекаря, но, увидев заплаканную Ольгу, сочувственно хмыкнул и положил опавший каравай, похожий теперь на большую лепешку, перед Синкевичем. — Отрезай свой кусок.

За столом зашумели, каравай-лепешка пошел по кругу…

Неудавшийся хлеб скрасили вкусные щи и не менее вкусные белорусские клецки.

Благодаря девчат за обед, Рабцевич ободряюще заметил огорченной Ольге:

— А ты, дивчина, не вешай носа и вытри слезы — бойцу не положено нюни распускать. Еще такие нам хлеба испечешь, что все порадуются.

Рабцевич оказался прав: Ольга Войтик вскоре наловчилась выпекать такие прекрасные хлеба, что даже из других групп приглашали наладить выпечку караваев.

Победное шествие

В начале марта сорок четвертого года из Центра поступила радиограмма о прибытии на аэродром Василия Захаровича Коржа, Бабаевского и Побажеева. Рабцевичу приказывали организовать встречу: товарищи прилетят с большим грузом.

На аэродром отправилась группа Игнатова, только что проведшая диверсионную операцию. На железной дороге в районе Парохонска было взорвано четыре эшелона противника.

Бабаевский привез не только взрывчатку, мины, но и обмундирование: бойцы совсем обносились. Не забыл прихватить с собой и почту.

Получил несколько писем и Линке. Но на этот раз вместо радости они принесли горестную весть: 22 января 1944 года погиб Гейнц.