Закончился его первый рабочий день, но он задержался в кабинете допоздна, приводя в порядок бумаги, накопившиеся за день, и вышел на улицу, когда уже начинало темнеть. До своего дома ему надо было проехать всего две короткие остановки на автобусе, но Максим, постояв немного у выхода из больницы, решил пройтись пешком напрямую через городской парк, примыкавший к территории больницы; автобус объезжал его вокруг. Стемнело. Медленно, уже не направляясь к дому, а гуляя по ночным аллеям, он продолжал думать о Марии и неожиданно заметил, что и в городе с его запыленностью можно видеть звезды: вспыхнула одна звездочка, другая, всего он насчитал их пять. «Пусть их мало, но тем они ценнее для человека, напоминая, что в жизни помимо работы есть еще целый мир – бесконечный мир чувств, который открыт для души каждого, и может быть, он гораздо важнее ежедневной суеты и безоглядной спешки куда-то?..» – думал Максим, удивляясь тому лирическому настроению, которое охватило его.
Из-за деревьев выглянула луна, стало светлее, и звезды растворились в ее свете. Максим зашагал быстрее.
Придя домой, он, помня почти дословно разговор с Марией, тут же засел за книги и конспекты лекций, оставшиеся после учебы в медицинском институте. Он хотел понять, откуда же берутся мысли у человека, но запутывался все больше и больше. На удивленный вопрос мамы, будет ли он ужинать, Максим ответил:
– Нет, мам, не хочется.
Спал он беспокойно: ему снилось, как некие мысли в неосязаемом образе то возникали откуда-то, то исчезали куда-то.
– Бред! – сказал Максим сам себе, проснувшись утром.
«Пациентка еще та! – вспомнил он слова заведующего и мысленно согласился с ним: – Да! Пока непонятно: больная она все-таки или нет. Ну что же, будем разбираться, вопросы, интересующие меня, исподволь, но я все-таки задаю, и, сама не замечая того, она на них отвечает!»
Бесед у Максима с Марией Леонидовной было еще несколько, и все они были похожи на первую, затрагивая философско-религиозные вопросы: то о человеческом духе, то о душе… Каждый раз молодой человек, приходя домой, вновь и вновь брался за книги, и, как и в первый раз, это не давало никакого результата – он не находил ответов на вопросы, которые задавала Мария. За две недели Максим немного осунулся и не исключал, что у него может начаться, если уже не началась, депрессия. Он чувствовал, что каждый раз с нетерпением ждет следующей встречи с этой женщиной, может быть, даже любит ее – любит и в тоже время постоянно злится на нее за то, что в каждой их беседе она берет верх над ним. В то же время он уже понимал, что с психикой у Марии не все хорошо и, скорее всего, у нее шизофрения: она выражает свои мысли предложениями, которые частично произносятся в уме, а частично проговаривается вслух, что нередко делает понимание того, что она имеет в виду, затруднительным. Он видел в ее глазах необъяснимую тоску, склонность к депрессии; она часто размышляла о суициде и о том, сохранится ли душа у человека, если он покончит жизнь самоубийством; настроение ее могло меняться мгновенно, хотя внешних причин для этого Максим не видел… Он щадил ее и многие из своих наблюдений и выводов не фиксировал в истории болезни: Максим не хотел назначать ей транквилизаторы, которые сделают ее вялой, заторможенной и неспособной к полноценному общению.
Как-то раз накануне очередной встречи с Марией Максим попросил маму приготовить что-нибудь вкусненькое: мол, надо для одного его пациента – одинокого человека, которого никто не навещает. Мама внимательно посмотрела на Максима и спросила:
– Пациент мужчина или женщина?
– Женщина! – ответил он, отведя взгляд в сторону.
– Поняла, – сказала мама и улыбнулась. – Подумаю.
На следующий день Максим Максимович попросил медсестру вызвать к нему в кабинет Голубеву. Когда та уселась в кресло напротив, он, улыбнувшись, спросил:
– Ну, о чем сегодня будем беседовать? Опять постараетесь загнать меня в угол?
Мария задумалась на мгновение, и в этот момент Максим положил перед ней небольшой сверток.
– Это вам, разверните.
Мария Леонидовна, не отвечая на вопрос, с нескрываемым интересом стала разворачивать упаковку. Увидев пирожные, взвизгнула по-детски:
– Да еще и домашние!?
Она сразу же начала есть угощение, набивая опять же, как ребенок, полный рот.
Два пирожных она снова завернула в бумагу, сказав:
– Отнесу в палату: там у нас есть одинокая женщина, которую никто не навещает.
Некоторое время она смотрела молча на Максима Максимовича и затем произнесла:
– Во-первых, спасибо! А во-вторых, Максим, давай перейдем на ты?
Молодой человек почувствовал, как исчезает некая стена между ними, разделяющая их на врача и пациента. Он понимал, что так не должно быть, и вместе с тем испытывал радость.
– Согласен! Кстати, Мария, у нас ведь можно пациентам по территории больницы гулять.
– Знаю! И мало того, я знаю, где с территории можно выйти и гулять по парку, – сказала Мария. – Пойдем сегодня после тихого часа?
«Безумие! Что я творю?» – подумал Максим и в тоже время улыбнулся и утвердительно кивнул головой.