За гранью

Сделав небольшой крюк, Грейс заскочила в комнату отдыха для женского персонала. Склонившись над выщербленным умывальником, она сполоснула холодной водой лицо и шею, чтобы хоть отчасти смыть накопившуюся усталость и въевшийся в кожу запах чужой крови. Затем пригладила мокрыми пальцами коротко подстриженные пепельного цвета волосы. Резким движением оправила белоснежный халат, надетый поверх блузки и слаксов, и окинула критическим взором свое отражение в зеркале — не столько для того, чтобы оценить собственную привлекательность, сколько для того, чтобы определить, соответствует ли облик ее профессиональным обязанностям. Внешность никогда особенно не заботила Грейс Беккетт, и она очень удивилась бы, узнав, что многие считают ее самой настоящей красавицей. В свои тридцать лет это была высокая худощавая женщина, несколько скованная в движениях, но обладающая тем не менее врожденной элегантностью и грацией. Тембр ее голоса вызывал ассоциацию с привкусом дымка, конфет из масла и жженного сахара и хорошо выдержанного коньяка. Она никогда не пользовалась косметикой и считала черты своего лица чересчур угловатыми, хотя другие называли их в восхищении высеченными из мрамора или даже царственными. Она и понятия не имела о том, что взгляд ее зеленых с золотистым оттенком глаз способен завораживать.

— Ладно, сойдет, — пробормотала Грейс, отворачиваясь от своего отражения.

Вот только цвет ее кожи был излишне бледным — но тут уж от нее ничего не зависело. Слишком много времени проводила она в залитых светом люминесцентных ламп операционных и слишком мало — под горячим колорадским солнышком. Каждое лето она обещала себе почаще выбираться на природу, зная в глубине души, что не сдержит обещания. Да и к чему тратить время на подобные глупости, если все ее жизненные интересы сосредоточены здесь, в этом здании?

ДЕВУШКА-ПОДРОСТОК ИЗУЧАЕТ МЕДИЦИНУ, — гласил газетный заголовок, — В ПАМЯТЬ О РОДИТЕЛЯХ, КОТОРЫХ ОНА НИКОГДА НЕ ЗНАЛА.

Газетчики обожают душещипательные истории такого рода. Это у них называется «человеческий фактор». У Грейс до сих пор сохранилась вырезка — ломкая и пожелтевшая от времени, — засунутая между страниц старого школьного альбома. У нее хватало здорового цинизма, чтобы не держать его при себе, но и выбросить на помойку не позволяли остатки былой сентиментальности. Сопровождавший статью снимок запечатлел долговязую шестнадцатилетнюю девчонку в слишком большом для нее белом лабораторном халате. Ее короткая стрижка выглядела так, будто волосы обрезали скальпелем. Держа в руке человеческий череп, она смотрела прямо в камеру с самым серьезным выражением лица, что не могло, однако, скрыть веселых чертиков, пляшущих в глубине зрачков девичьих глаз. Собственно говоря, веселье было вызвано исключительно тем обстоятельством, что бравшая у Грейс интервью симпатичная репортерша оказалась чрезвычайно впечатлительной особой. Увидев череп, она едва не лишилась чувств. Даже будучи ребенком, Грейс считала подобные проявления слабости не только смешными, но и — что более важно — достойными презрения.

— Итак, моя сладкая, — просюсюкала Коллин Адара из «Денвер пост», продолжая одновременно энергично жевать большой ком жвачки, — ты утверждаешь, что не знала своих родителей, не так ли?

— Не знала, — согласилась Грейс. — Потому что, когда я была еще совсем крошечной, они оба… умерли!

Буквально выкрикнув последнее слово, она для пущего драматического эффекта ткнула черепом чуть ли не в глаза репортерше. Выражение непередаваемого ужаса на лице мисс Адара привело к тому, что толстый слой заботливо наложенной на него косметики осыпался и растрескался, как глина под палящими лучами полуденного солнца. Пускай это была маленькая победа, но в то время Грейс ею очень гордилась. Тогда она еще официально числилась приютской воспитанницей, и визит журналистки пришелся на тот бесконечно долгий пятилетний период в ее жизни, который она мысленно окрестила игрой в «передай сиротку». Это были нелегкие годы, и любой самый незначительный эпизод, когда ей удавалось взять верх, служил для нее немалым психологическим подспорьем.

Как и следовало ожидать, мисс Адара все безнадежно переврала в вышедшей наконец статье. Отнюдь не тени безвременно ушедших родителей побуждали Грейс двигаться вперед по выбранному пути, а напротив — кое-что очень даже живое.