За грехи отцов

Дверь открылась, но вместо Эли она увидела Аурелию Баррон собственной персоной. Доктор была облачена в белый халат, под которым угадывалось молочного цвета платье-футляр. Длинные ноги украшали молочные лакированные шпильки. Она собрала волосы в сложную прическу и выглядела потрясающе. Даже для женского взгляда. Вспомнив, какими глазами на нее смотрел Карлин, Коллинс нахмурилась.

– Добрый вечер, мисс Коллинс, – мелодично поприветствовала врач. – Я удивлена. Детектив Грин был здесь в пятницу вместе с доктором Карлином. Насколько я поняла, мисс Эли не обладает важной для дела информацией.

– Меня интересуют не улики и ее преследователь, который так ее напугал, – как можно мягче возразила Кейра. – Меня интересует она.

– Она не спала всю ночь и впала в психотическое состояние с утра. Я не уверена, что вы сможете составить корректное представление о ее состоянии, мисс Коллинс. Я верно помню, вы не защитили магистерскую работу?

Кейра кивнула.

– Я бакалавр психологии. И сейчас учусь в полицейской академии.

– На профайлера?

– На профайлера.

– Почему вы решили отклониться от классической психологии?

Аурелия села в кресло напротив нее и скрестила непозволительно длинные ноги. Ее присутствие действовало на Кейру магнетически. Сейчас, когда рядом не было Карлина, она воспринимала доктора Баррон чистым, незамутненным образом. И признала, что Аурелия умеет располагать к себе. Она создает безопасное пространство одним своим присутствием. Больше всего на свете хотелось ей рассказать то, что она не говорила никому и никогда. Излить душу. Избавиться от груза. Освободиться. Почему-то Коллинс воспринимала это как исповедь.

Последнюю исповедь.

– Я не справилась, – честно сказала она.

Аурелия, тонко уловив состояние гостьи, положила бумаги, которые держала в руках, не стол, заняла открытую позу и посмотрела на нее другими глазами. Глазами терапевта. Администратор принесла хозяйке клиники чай. Баррон показала ей странный жест рукой, та кивнула и испарилась, неслышно закрыв за собой дверь. Коллинс предположила, что это означает, что их не побеспокоят. Она оглянулась на потолок. Верно считав ее тревогу, Аурелия улыбнулась.

– Через пятнадцать секунд все камеры в этом помещении будут выключены. Вы услышите мягкий щелчок… вот. – Щелчок действительно раздался. Как будто останавливался механизм. – Теперь мы одни. Зачем вы пришли к Эли на самом деле?

Кейра прикрыла глаза. Она не подозревала, что слезы так близко.

– Она… она как я. Она пережила насилие. И сломалась. Она написала на форуме, где мы общаемся, чтобы убийца ее нашел. И прекратил ее страдания. Мы не знаем, действительно ли он сидит на форуме или вычисляет своих жертв как-то иначе. Но я послушала ее и думаю: может быть, он прав? Такие как я, как Эли, мы неспособны жить. Неспособны строить отношения. Мы…

– Оболочки без души, – подсказала Баррон.

По щекам покатились первые слезы.

– Эли говорила, что она больше не может терпеть. А я подумала – а как я терплю? Я ушла из психологии, потому что не проработала свою травму.

Спокойный взгляд доктора Баррон, кажется, заглядывал в душу. Коллинс потихоньку согревалась и расслаблялась.

– Что с вами произошло, Кейра? – негромко спросила Аурелия.

Коллинс закрыла глаза.

21. Кейра. 1993

Продержаться еще чуть-чуть. Она сможет уехать из дома официально, не привлекая к себе лишнего внимания социальных служб. Девушка вскрикнула от боли. Мучительно хотелось закусить губу, но мешал кляп.

– Смотри на меня!

Она сжала глаза еще сильнее. Последовал новый удар. Он хорошо изучил ее тело за эти годы. Подобрал плетку так, чтобы она не вспарывала кожу, но каждый удар девушка чувствовала обостренно, живо. Как будто ее резали на части.

Продержаться еще чуть-чуть. Она изучила этот подвал в мельчайших деталях. Когда он впервые привел ее сюда? Сколько ей было? Мама еще была жива. Значит, тринадцать? Почти пять лет назад. Или еще раньше? Он предложил поиграть. Говорил, что будет больно, но очень хорошо. У нее не было выбора. Иначе мама, которая тяжело болела, расстроится. А она же не хочет расстраивать маму. Та и так натерпелась из-за несносной дочери, которая с шести лет пыталась убежать из дома. Теперь пришло время дать ей спокойно умереть в окружении близких. В окружении тех, кто ее любит. И даже он ее любил. Никогда не поднимал на нее руку. Дарил подарки. Ухаживал. Когда рак добрался до ее мозга, проводил рядом с ней все свободное время между работой и походами в подвал, вход в который искусно замаскировал в гараже. Впервые Кейра не испугалась. Но подвал стал частью ее жизни, когда на следующий день она не могла ходить, но он не позволял пропускать школу: «Неужели ты хочешь, чтобы твоей матери обо всем рассказали твои преподаватели и одноклассники?»