За грибами в Лондон

Машины почти бесшумно, но стремительно неслись в шесть рядов – три ряда с нами, три навстречу. Расстояние как-то не замечалось: ровный асфальт без разрывов, однообразная ограда – но скорость была за сто. Пошел дождь. Соседи слева, оставляя за собой завихрения воды, уносились вперед. Зато мы так же лихо обходили соседей справа – самых медленных в гонке. Мы вырвались из дождя на сухое – обогнали тучу. Пошли ровные, чуть холмистые, подстриженные желтые поля и красноватые склоны виноградников. Изредка на каком-нибудь идиллическом холмике мелькал белый домик под черепичной крышей… Один! Одна семья управляется с гигантским пространством, сажает и собирает! Тихо протарахтел крохотный трактор на длинном склоне – один в поле.

На вершине холма темнеет лес с четкой закругленной границей, словно лес подстригли под полубокс. Порядок и чистота, никакого сора и хлама, и нигде не видно людей – словно все поддерживается само собой.

Вот мы влетели в аккуратненький городок – чистенький костел, высокий, весь из зеркального стекла универмаг, ресторанчик под тентом…

– Стоп! – хриплю я. – Дай хоть дыхнуть, воды заглотнуть!

– Не останавливаемся! – азартно произносит Гага и, стремительно вильнув рулем, выскакивает на одну из дорог на сложной шестиперстой развилке. – Ф-фу! Чуть не проскочил! – Он вытирает пот, и тут же с легким, но мощным дыханием нас нагоняет новая стая – держаться, держаться с ними, а если не выдерживаешь, надо, предупредительно помахав поднятой рукой, сойти на правую, более медленную полосу. Но Гага держится, закусив губу, со своим скромненьким «Опель Пассатом» среди «Мерседесов», «Фордов» и «Ягуаров».

– Сумасшедшие, тут все сумасшедшие! – тряся растопыренной левой ладошкой, возмущенно и восхищенно восклицает он. – Единственная в мире страна, где нет ограничения скорости!

И снова однообразное жужжание. И такая игра у него – почти на целый день – два раза в неделю: дорога на работу, дорога с работы… Да, это тебе не пять станций метро, которые он проезжал раньше, когда жил у нас. Тут я его буквально не узнаю. Был избалованный академический мальчик, который падал в обморок по дороге в булочную, а здесь… безжалостный пожиратель пространств!

От некоторой монотонности пути я задремываю – как мне кажется, всего на секунду, но когда вдруг резко, толчком просыпаюсь, вокруг – горы. По-немецки аккуратные, без излишнего нагромождения, но горы!

– Ну и ну! – Я ошеломленно оглядываюсь по сторонам. – Ну ты и работу себе нашел! Ближе не было?!

– Подходяшшей не было, – лихо отвечает Гага.

Он уже уверенно, победно сворачивает на одну дорогу из трех, на одну из пяти, на одну из семи; тут уже плотно населенная зона – кругом дома, виллы, высокие виадуки, – надо на ходу разбираться. Вдруг, после особо лихого поворота (одна дорожка, безошибочно выбранная чуть ли не из пятнадцати), мы уже мчимся вдоль берега: гладкий водный простор, окруженный по горизонту аккуратными горами с белыми домиками. Дальше все меняется стремительно – мы с ходу въезжаем внутрь какой-то огромной пристани, причаленной к берегу, громыхнув трапом, въезжаем в большой гулкий железный ангар, проезжаем через него – и как знать, если бы не цепь, преграждающая путь, не съехали бы мы в воду? Но у самой цепи мы застываем как вкопанные. Гага вытирает пот. К нам, лавируя между другими машинами, устремляется черноусый красавец в голубой униформе. Гага протягивает ему через окошко ассигнацию, тот отрывает билет. Я с недоумением озираюсь по сторонам, назад, въезжают все новые машины…

– Паром, что ли? – восхищенно восклицаю я.

Гага, довольный эффектом, благодушно кивает. Мы с двух сторон вылезаем из машины, по железному, с заклепками, гулкому трапу поднимаемся на просторную верхнюю палубу.

Паром медленно отплывает. По мере удаления от берега все больше видно пространства, уходящего вдаль и ввысь, с россыпями белых домиков в уютных долинах. Из дымки вырисовывался дальний берег. Через полчаса паром мягко ткнулся в пристань, цепь на краю парома сняли, и машины, как голодные, рванулись вперед.

– Ну, может, немножко расслабимся? – оглядывая обступившие нас субтропики, предложил я.

– Сначала дела! – холодно произнес Гага.

Какой-то просто Железный Феникс!

Машина карабкалась по осыпающимся, чисто крымским улочкам-горушкам, только дома по сторонам были другие, шикарные виллы. С завываньем – вверх, с уханьем – вниз.

– Кратчайшая дорога, – отрывисто выдохнув, счел нужным объяснить Гага.

– Ясно! – выдохнул я.