– Пейте – мне не жалко! – Мелькнула третья, четвертая бутылка.
Бармен Серж, как мельком заметил я, тоже немножко порастрепался.
– Ну все! – Федя вдруг жахнул по столу. – Пойдем глянем, что ты там наворотил!
– Каким образом? Я же на работе! – гордо откинулся Серж. Федя поднялся. – Но могу рассказать… Мне лучший дизайнер делал!
Федя тяжело сел.
– Вот! – Бармен стал хватать из пластмассового стаканчика почти прозрачные треугольные салфетки. – Вот, – вынул из жилета серебристую ручку, стал чиркать на салфетке, как бы волнуясь (а на самом деле, как показалось мне, чтобы ничего не было понятно). – Тут так… и так. Ясно? – Отодвинул салфетку, как Пикассо, сотворивший шедевр.
– Ничего не ясно, – Федя проворчал.
– Но вы же не дизайнер!.. Ну глядите еще! Поймите – солидно вложившись, не мог же я оставить этот… хлев, – снова не удержался от обидного слова и взгляда на Люсю! – Обустроил кое-что. «Шкаф», в котором Семен Георгич жил – вы же знаете, он сам так его называл, – расширил немного… вот тут… Такая вот теперь моя комната! – Как усталый гений, кинул ручку на лист.
– Не понял… А как же коридор? – произнес Федя. – Нам теперь через твой дизайн… через твою комнату, что ли, ходить?
– Нет уж, вот этого не будет! – поджал губы Серж.
Люся сидела, потупясь. Бармен гордо молчал: мол, я сделал что мог и как мог, а уж за ваши глупости сами отвечайте.
Молчание было долгим. Мне вдруг почудилось, что весь зал затих. Хотя это навряд ли.
– Ладно, есть один вариант, – кротко вздохнув (мол, глупость делаю!), сказал Серж. – Вот, – снова зачиркал ручкой. – Высота комнаты эта нелепая мне ни к чему. Короче, ставлю натяжной потолок. И тут вот – между натяжным моим потолком и старым – пространство… полметра почти…
– И что? – произнес Федя.
– Можете здесь проходить… положите досочки, сколотите, чтобы потолок мой не рвать. И – вперед! – Даже осклабился. Впервые что-то бандитское мелькнуло в нем.
– На карачках под потолком, что ли? – Федя проговорил.
Серж дернул плечиком: мол, это уж не моя проблема… я и так глупость делаю ради вас.
– Ну спасибо… – заговорил Федя. – По потолку я пока как-то не хожу. И Люся тоже. На карачках, конечно, приходилось передвигаться, не без того. Но то – по собственному желанию, а не так!
– А как же в армии, Федор Кузьмич? – Серж примиряюще улыбнулся.
– А армию ты не трожь! – Федя резко поднялся. – Пошли!
Но с ним и Люсей пошел почему-то один я. Все остальные «матросы» отстали. И так всегда!
В углу двора, у дверки на лестницу, были сложены аккуратной горкой тугие серебристые мешки, явно иностранные… против таких не попрешь! Мы стояли молча. Из дверки выскочил мастер: в строгом комбинезоне, весь, до бровей, покрытый серебристой цементной пылью – но, несомненно, негр. Почему-то это особенно подкосило Федю.
– Почему негры-то? – пробормотал он убито. – Своих, что ли, нет?
Люся виновато вздохнула, словно и в этом была ее вина.
Увидев нашу неказистую толпу, мастер встревожился. И его можно было понять.
– Гоу! Гоу! – Он замахал черной, с желтой подпалиной, ладонью.
– Нет уж! – прорычал Федя. – В моем Отечестве посторонние мной командовать не будут!
И мы пошли напролом. Отодвинув мастера, поднялись по старым стертым ступеням, усыпанным серебристой пылью, до верхнего тупика лестницы. Старая ветхая деревянная дверь стояла, прислоненная к стенке, в глубине мелькали в дымке стройные африканцы, пилили и скребли. Мы вошли. На нас они даже не посмотрели. Менялись времена: на смену бурному, порой трагичному стилю общения хозяев и работников шел абсолютно индифферентный стиль. Даже языка не надо знать. Зачем? Только отвлекает! Так называемый натяжной потолок, съедая почти половину высоты, еще, видно, не натягивался и потому колыхался, как парус.
– Предлагает мне ходить по нему! – горько усмехнувшись, кивнул туда Федя.
Глаза щипало. Потекли слезки у Люси, Фединой дочурки… какая она хозяйка? Теперь – плачь не плачь.
Самое обидное – что новые стенки ставили, отступя от старых, оставляя там пространство.
– Я что же, за стенкой должен жить, как домовой? – громыхал Федя.
Отгораживали и комнату его: два негра, убеленных цементом, перегораживали проем в дальнем конце стеной из легкого гипсокартона. Хода туда теперь не будет вообще!.. вот уж действительно будет – отдельная квартира!
– Убрать! – рявкнул Федя.
Негры аккуратно положили стенку на пол, повинуясь. Видно, понимали язык, во всяком случае – интонацию.
– Пошли! – скомандовал Федя дочери, и мы прошагали за ним, гордо оставляя грязные следы на сахарно-белом гипсокартоне… Проследовали – и стенка за нами поднялась… Замурованы? Федя не повернул головы – и мы особо не поворачивались. Если уж сам хозяин спокоен – чего нам дергаться? Небось Федя на войне выходил и не из таких ситуаций!
Да, крепко нас склеило плавание. Кое-что вывезли из него! Спайку! Окно Фединой светелки выходило на крышу.
– Это теперь мой парадный ход! – усмехнулся он.