За языком до Киева

«Неподалеку были села ТЕТЕРЕВЯТКА, ЕЛОВАТКА… Рядом по безлесным полям протекала мелкая речка ВЯЗОВКА, которая впадала затем в реку МЕДВЕДИЦУ.

„Откуда, — подумал я, — взялись в степной зоне столь чужеродные ей северные названия? Положим, медведи и тетерева водились еще во времена первопоселенцев этих южных земель. И ели тоже, наверное, попадались среди знаменитых дубовых лесов междуречья Дона и Волги… Но откуда взялось название Хвощинка?“»

Долго ли, коротко ли, геолог-топонимист нашел, что искал…

«Хвощ… все не давался мне в руки, пока однажды я не спустился в глубокий, как буровая скважина, овраг… возле города Серафимович. По дну его текла ледяная вода… А еще пониже сочно зеленели хвощи».

Так происхождение названия Хвощинка увязалось с самой природой области. Геолог лишний раз убедился, что топонимика — правильная наука. А вот у меня, топонимиста, тут-то как раз и начали бы рождаться сомнения.

Сейчас я попытаюсь показать вам, что меня смутило.

Ну, первое — то, что автор не совсем точно определил ареал распространения растения «эквисетум» — хвоща. Он считает его «самым северным растением», типичным для тундры. А я беру определитель Федченко и Флерова и читаю там, что огромное большинство видов хвоща встречается «по всем губерниям» всей России, и в частности по всей ее восточной части. Только два из этих видов БСЭ называет пищей северных оленей и некоторых других животных приполярной зоны. Но и то про один из них Федченко и Флеров замечают, что он (хвощ болотный) встречается в восточных областях повсюду, кроме Самарской губернии.

Получается, что за именем Хвощинка не было надобности ездить в тундру: хвощей и на Нижней Волге сколько угодно.

Но теперь начинается другое. Слово «хвощинка» на первый слух воспринимается как «ольшинка», «вересинка», «лозинка» — одиночный побег небольшого растения. Но можно ли уверенно полагать, что деревня так и была названа по какому-то одному побегу хвоща? Что-то сомнительно: можно представить себе место, характеризуемое огромным единственным дубом, колоссальной липой, но никак не единой травинкой, крошечным хвощом. Хвощи, Хвощовка, Хвощеватка — куда ни шло: тогда их множество. Хвощинка — маловероятно…

Слово это построено при помощи частиц «-ин» и «-ка». Интересно, а нет ли в тех же местах других топонимов, организованных так же: название растения и «-ин», «-ка»?

Смотрим на карту Волгоградской области. ОЛЬХ-ОВ-КА… СОСН-ОВ-КА… ЛИП-ОВ-КА… Ни Ольшинки, ни Соснинки, ни Липинки нет, хотя в народных говорах такие уменьшительные формы для названий маленьких деревцев вполне возможны. Что же, Хвощ-ин-ка — единственное исключение?

Но вот напечатано точно: МАЛАЯ ДОБР-ИН-КА… КАПК-ИН-КА… САВ-ИН-КА… Все три — названия поселков. Про последнее можно сразу сказать: оно — от имени Савва. Как Петровка — место, обязанное именем Петру, так Савинка — Савве.

Я не производил расследования, может быть, и Капкинка — производное от женского имени Капка, Капитолина? Но тогда приходится допустить, что и имена Добринка, Хвощинка вовсе не простенькие уменьшительные формы к «добро» и «хвощ», а могут представлять собою какие-то совершенно иного характера специально топонимические словесные образования. Может быть, они произошли от человеческих прозвищ. Вы спросите: ну а что же тогда означает слово «хвощинка»? Не знаю пока что, но уверен, что не «единичный маленький стебель хвоща». Что-то другое.

Теперь следующий вопрос. Флуг связывает название села Еловатка с именем дерева ель. Он допускает, что «во времена первопоселенцев этих южных земель» (очевидно, в виду имеются русские поселенцы) «ели, наверное, тоже попадались среди дубовых лесов междуречья» и что, видимо, имя села означает: «богатое ельниками место».

Здесь допущены две неосторожности. Во-первых, очень сомнительно, чтобы ель могла расти в низовьях Волги в дни, когда ими овладели русские. Если это и было когда-то, то, вероятно, в первые тысячелетия по окончании ледникового периода. Уже ко временам «Слова о полку Игореве» здесь простирались открытые степи, климат был близок к нынешнему, а ведь ель в таких условиях не опускается к югу ниже северной границы чернозема.

Конечно, она могла попадаться в отдельных возвышенных и изолированных урочищах как реликтовое растение; попадается, может быть, и сейчас. Но крайне трудно представить себе междуречные дубравы даже пятьсот лет назад пересыпанными действительной северянкой елью.