– Мой помощник, артиллерист первого класса Ферик Юрген, – объявил я. В действительности существовал только один класс артиллеристов, но я не думаю, что гвардейцы были хорошо осведомлены в этом вопросе, а небольшое неофициальное повышение в звании послужит прибавкой к тому уважению, которое окружающие должны испытывать к помощнику комиссара. Что, в свою очередь, хорошо отразится и на мне. – Думаю, вы сможете подобрать ему помещение?
– Разумеется. – Она обернулась и кивнула одному из младших лейтенантов, блондинке с лошадиными чертами, которая, казалось, смотрелась бы гораздо уместнее на какой-нибудь ферме, а не в военной форме. – Сулла. Поговори с интендантом, пускай он все устроит.
– Я лично этим займусь, – ответила она, старательно играя роль энергичного молодого офицера. – Мейджил весьма старается, но он в целом еще не до конца разобрался.
Кастин любезно кивнула, не видя никаких проблем, но мне было ясно видно, как сжал челюсти Броклау, и я отметил, что большинство присутствующих мужчин не сумели скрыть своего недовольства.
– Сулла была нашим интендантом до повышения по службе, – объяснила Кастин. – Она знает ресурсы корабля как никто другой.
– Уверен, что так оно и есть, – дипломатично ответил я. – И, полагаю, у нее найдутся гораздо более срочные дела, чем подыскивать койку для Юргена. Мы сами свяжемся по этому вопросу с сержантом Мейджилом, если вы не возражаете.
– Не возражаю. – Кастин вроде как удивилась, но лишь на секунду.
Броклау, как я заметил краем глаза, начал смотреть на меня с чем-то похожим на уважение. Уже неплохо. Но было ясно, что мне придется проделать из ряда вон выходящую работу, чтобы превратить этот раздробленный и деморализованный сброд в подобие боевой единицы.
Впрочем, в определенной мере я к ним несправедлив. Хотя им было далеко до готовности сражаться с врагами Императора, они, безусловно, были в достаточно хорошей форме, чтобы передраться между собой, как мне вскорости довелось обнаружить.
Я бы не дожил до своей второй сотни лет, если бы игнорировал то легкое предчувствие беды, которое порой появляется буквально из ниоткуда и проявляется то как зуд в ладонях, то как тихий внутренний голос, подсказывающий: «Это выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой». Но в первые дни на борту «Праведного гнева» эти тонкие намеки подсознания были совершенно излишни. Напряжение висело в воздухе отведенных нам коридоров, как запах озона вокруг демонхостов, разве что искры от переборок не били. И я был не единственным, кто ощущал это. Бойцы из других соединений не рисковали забираться в нашу часть корабля ни ради компании, ни ради того, чтобы почтить освященную временем традицию грубоватых шуточек над собратьями по оружию. Патрули корабельной военной полиции передвигались тесными, осторожными группами. Отчаянно нуждаясь в передышке от всего этого, я даже совершил визиты вежливости другим комиссарам на борту, но веселья в том оказалось не много: все до единого оказались лишенными чувства юмора служаками Императора. Те, что моложе меня, были слишком переполнены уважением к моей репутации, чтобы составить приятную компанию, а те, что старше, – тайно возмущались жадным до славы молодым выскочкой, каковым они считали меня. Но как ни скучны были бы эти моменты отдыха, мне пришлось вспомнить о них с благодарностью гораздо раньше, чем я предполагал.
Единственным лучом света в этом темном царстве оказался капитан Пайрита, который командовал этим кораблем последние тридцать лет и с которым мы подружились с первого совместного ужина. Я уверен, что пригласил он меня исключительно по требованиям протокола и, возможно, из любопытства – посмотреть своими глазами на то, что представляет из себя во плоти Герой Империума, но уже к середине ужина мы болтали как старые друзья. Я рассказал несколько вопиющих небылиц о моих прошлых приключениях, на что он ответил взаимностью, рассказав пару собственных историй, и, к тому времени как подали амасек, я расслабился, как никогда за последние месяцы. К тому же он по-настоящему понимал проблемы, с которыми я сталкивался в связи с Кастин и ее сбродом.
– Тебе стоит заново утвердить хоть подобие дисциплины, – сказал он, хотя мне не нужно было об этом напоминать. – Пока моральный упадок не распространился еще дальше. Пристрели нескольких, это поставит мозги на место остальным.
Легко сказать, да сложно сделать. Надо признать, большинство комиссаров именно так и поступили бы, но, когда воинская часть объединена вокруг страха и ненависти к тебе, это чревато рядом проблем, особенно когда ты вскоре оказываешься с ними на поле боя и внезапно понимаешь, что у каждого из них в руках ружье. И, как я уже сказал, у меня сложилась определенная репутация, которую необходимо было поддерживать, то есть в основном делать вид, что мне не наплевать на солдат под своим командованием. Так что расстрелы отпадали, к сожалению.
И как раз когда я возвращался с одного из таких приятных застолий в свою каюту, произошло то, что все-таки вынудило меня применить свои полномочия, без чего я был бы рад обойтись.