За Калинов мост

Он помотал головой и поставил кружку на плиту, чтобы не уронить. Надо что-то делать…. В первый раз волк подходит к волчице с опаской, но все равно подходит.

– Медвежонок… – прошептала она еле слышно, обняла его за шею и притянула к себе.

– Что же ты делаешь? – выговорил он с трудом.

Маринка в испуге отдернула руки:

– Мне показалось… Значит, я тебе совсем не нравлюсь?

В ее голосе было столько отчаянья, и страха, и застенчивости.

– Я просто идиот… – выдохнул он, сгреб ее обеими руками и прижал к груди.

Она дрожала, как листик на ветру.

– Не бойся, Огненная Ладонь. Ты очень мне нравишься, ты даже представить себе не можешь, как ты мне нравишься… – шепнул Игорь в ее горячее розовое ухо. Этого не может быть. Это такой сон, счастливый сон. Он не спал больше суток, и теперь его разморило. Что еще ему могло присниться?

– Медвежонок, – она высвободила руку, подняла лицо и погладила его голову, – милый медвежонок.

Он осторожно взял ее губы в свои – жаркие, мягкие губы. Как же давно он этого хотел! Ему казалось, что он не смеет об этом мечтать, но он мечтал об этом, еще как мечтал, с того самого момента, как она уснула у него на плече, на вышке. И даже раньше – когда он помогал ей перетащить через железную дорогу велосипед. Да, наверное, уже тогда он в первый раз представил себе, как это могло бы быть… Руки сами собой сжались сильней – на хрупких лопатках под мягким свитером.

Он оторвался от ее губ и положил ее голову себе на плечо, сминая руками ее тело, и боясь что-нибудь нечаянно сломать.

– Ты очень, очень нравишься мне, – повторил он на всякий случай, – настолько, что я… я… Отгадай, что я сейчас с тобой сделаю?

– Мне страшно даже предположить, – она обнимала его плечи, и судорожно гладила их руками, – я так хотела этого, Медвежье Ухо. Я так давно хотела этого, что сейчас даже не верю, что это происходит на самом деле… Ты удивительный, ты… самый сильный. И самый смелый. Ты самый… хороший…

Теперь главное – не сорваться, не превратиться в дикого зверя. Держать ее в объятьях, это так здорово, но этого так мало, так мало! Ее маленькое упругое тело льнет к нему, прижимается, как будто хочет в нем раствориться. Неужели? Неужели и она чувствует нечто похожее? Неужели она тоже мучилась сомнениями и боялась своих тайных желаний? И теперь… Как же это хорошо… До одури, до дрожи, до боли в груди…

Игорь поднялся и поднял Маринку вслед за собой. От печки исходил удушающий жар. Или это огонь, жгущий его изнутри? Нельзя же так, сразу? Он на секунду отпустил ее и сбросил свитер вместе с футболкой одним движением. Она прижалась к нему еще тесней, венок с ее головы давно скатился на пол…

– Я тоже так хочу, – пробормотала она.

Он покачал головой:

– Нет. Так не получится. Или ты хочешь, чтобы я сошел с ума?

Он осторожно снял с нее свитер: под ним была черная обтягивающая футболка с широким вырезом. Игорь глубоко вдохнул, как будто собирался нырять, погладил рукой ее грудь и поцеловал ямочку между ключицами.

– Ты очень красивая. Я боюсь на тебя смотреть.

– А я хочу изучить тебя всего… Каждую впадинку и каждую родинку. Ты такой… медвежонок, – она всхлипнула и прижалась к нему, но тут же дернулась и подалась назад, – ай!

– Что? Что такое? – он испугался.

– Я укололась… – она улыбнулась и взяла в руки его оберег.

Игорь посмотрел на царапинку у нее на груди и губами снял каплю крови.

– Ну, теперь ты будешь со мной навсегда, – он ей подмигнул, – в медвежьем когте – любовная магия. Если оцарапать им девушку, она на всю жизнь останется твоей…

Он скинул оберег на кровать.

– Ты нарочно это сделал? – она нисколько не обиделась.

Он покачал головой:

– Это судьба…

Радужный свет из окна затмил неровное пламя свечей – перелет-трава спустилась и посмотрела в домик.

– Она подглядывает за ними! – возмутилась Маринка, – Подлая!

– Она любуется на тебя, – улыбнулся Игорь.

– Нет уж! – Маринка решительно развязала узел на поясе, – нечего ей тут делать!

Она накинула занавеску на два гвоздика, вбитых в раму. И с этой минуты Игорь потерял голову окончательно.

– Ты спишь, Медвежье Ухо?

– Конечно, нет, – Игорь с трудом разлепил веки.

Свечи успели догореть, в печку тянуло сквозняком, а радужный свет сочился сквозь занавеску, разбрасывая по домику призрачные переливчатые блики.

Ее голова лежала у него на плече, и ему очень нравилось, что для двоих эта кровать узковата.

– Знаешь… ты только не смейся… я думала, ты размножаешься поцелуями… – прошептала она.

– Нет, – ему и вправду захотелось рассмеяться.

– Мне так хорошо с тобой, Медвежье Ухо… – она провела рукой по его щеке, – ты надежный. Я не верю, что умру. Ты обязательно меня спасешь. Мы будем жить долго и счастливо, и умрем в один день. Лет через сто.

Савельев. 20 сентября, день