За каждую пядь земли...

В самом начале боевых действий моторизованную дивизию у нас изъяли, поэтому мы вступили в бой без нее, имея (с учетом более чем 20-процентного некомплекта) около 400 танков, 300 артиллерийских орудий и минометов.

Основную массу танкового парка корпуса составляли легкие БТ-7 и Т-26 и лишь незначительную часть — средние и тяжелые Т-34 и КВ. В среднем в каждом батальоне в числе предусмотренной по штату 51 боевой машины мы имели всего шесть-семь КВ и Т-34, вместе взятых. В тяжелейшем положении оказались механизированные корпуса из-за большого некомплекта автотранспорта.

Значительно лучше обстояло дело с артиллерией. Дивизионные артиллерийские полки, отдельные противотанковые и зенитные артиллерийские дивизионы имели на вооружении современные системы: 76-миллиметровые дивизионные пушки, 122-миллиметровые гаубицы, 152-миллиметровые [5] гаубицы-пушки и другие орудия. Достаточно мощными по огневым возможностям и маневренности на поле боя были и минометные батареи 120– и 82-миллиметрового калибра.

Артиллерийские части и подразделения, укомплектованные до полной штатной численности материальной частью и личным составом, были хорошо обучены в тактическом и огневом отношении. Во главе полков, дивизионов и батарей стояли кадровые командиры, выпускники военных училищ и академий, унаследовавшие лучшие традиции русской артиллерийской школы.

Командовал 19-м механизированным корпусом генерал-майор Николай Владимирович Фекленко. Участник гражданской войны, а также разгрома японских империалистов на Халхин-Голе и боевых действий на Карельском перешейке, комкор имел за плечами немалый боевой опыт. В должность он вступил несколькими днями позднее меня. Это был спокойный и требовательный человек, глубоко и всесторонне знающий военное дело. Высокий, стройный, подтянутый, с аккуратно подстриженными усами на красивом улыбающемся лице, генерал располагал к себе открытым характером, прямотой, доброжелательностью и принципиальностью.

Отличными командирскими качествами, опытом, приобретенным в гражданскую войну, а затем в боевых действиях по защите границ Советского государства, обладали и командиры танковых дивизий, и их заместители по политической части — начальники отделов политической пропаганды. Среди командного и политического состава полкового звена было тоже немало хорошо подготовленных, обстрелянных командиров и политработников. В 43-й танковой дивизии, например, это были командиры танковых батальонов Герои Советского Союза капитаны В. С. Архипов и Г. В. Старков, получившие это высокое звание за отличия в боях во время Советско-Финляндской войны 1939–1940 гг.

Службу в корпусе я начал в марте сорок первого. Раньше, когда являлся комиссаром 14-го танкового полка 23-й стрелковой дивизии, мне приходилось изучать материальную часть и тактико-технические данные отечественных танков. Тогда же приобрел некоторый опыт вождения танка и боевой стрельбы. И хотя после этого в течение ряда лет служил в кавалерии (последняя должность — комиссар 3-й кавалерийской дивизии имени [6] Г. И. Котовского), служба в танковом полку не пропала даром. Полученные там знания и практические навыки очень пригодились здесь, позволили сразу вникнуть в учебный процесс, правильно сориентироваться в его организации по программам ускоренного обучения.

А программы, надо сказать, были весьма напряженными. С восхода и до заката солнца на танкодромах, полигонах, в учебных классах непрерывно велись тактические занятия, тренировки, стрельбы. Около половины времени, отведенного на учебу, мы использовали для обучения войск ночью, порою с боевой стрельбой. И труды не пропали даром. С каждым днем повышалась выучка личного состава, увеличивалась мощь огня танковых, мотострелковых и артиллерийских подразделений. В умелых руках бойцов и командиров даже танки устаревших типов превращались в грозное оружие для будущего противника.

В войсках корпуса за это же время была проведена огромная партийно-политическая работа. Командиры и политработники воспитывали у подчиненных ответственность за порученное дело, бережное отношение к боевой технике, прививали им правильное понимание сущности советской воинской дисциплины и порядка, строгого соблюдения требований уставов и наставлений, моральных норм поведения.

Вспоминая обстановку, которая царила в частях в то далекое время, я еще и еще раз с большим удовлетворением констатирую, что, воздействуя на сердце и душу красноармейца всей системой политического и идейного воспитания, мы сумели тогда добиться высокого морально-боевого духа личного состава, сознательности каждого бойца в подходе к выполнению своих обязанностей по службе, глубокого понимания личной ответственности за защиту Родины, беспредельной преданности воинов Коммунистической партии и Советскому правительству.