За каждую пядь земли...

У многих были на глазах слезы. Перехватило горло и у меня. Глубоко скорбя по погибшим, я испытывал чувство какой-то непонятной вины, будто не сделал чего-то такого, что отвело бы от них беду... Это чувство не покидает меня даже сейчас, когда вспоминаю тех, кто ценой своей жизни остановил врага в сорок первом, нанес ему смертельные удары в сорок втором и сорок третьем, одержал окончательную победу в сорок пятом. Думаю, не мне одному знакомо это чувство. Каждый фронтовик через всю жизнь проносит в своем сердце память о погибших товарищах...

Времени у нас оставалось в обрез. С переднего края доложили, что враг опять готовится наступать. Генерал Фекленко приказал начальнику штаба полка вступить в командование частью и вместе с полковником Цибиным уехал по своим делам, а мы с полковым комиссаром Погосовым остались, чтобы помочь новому командиру. Предстояло вывести дивизионы за реку Церем, в район местечка Корец, привести в порядок полковое хозяйство, пересмотреть распределение личного состава по подразделениям с учетом понесенных потерь и непременно побеседовать с людьми.

Смертельно усталые, но гордые одержанной победой, воины-артиллеристы, не отдохнув даже получаса, вынуждены были после марша вновь взяться за саперные лопаты, чтобы срочно закрепиться на новом месте. До сих пор им не верилось, что они не только устояли в страшном поединке с армадой фашистских танков, но и вывели из строя половину из них, уничтожив к тому же около ста вражеских солдат и офицеров.

В штабе полка, на командных и наблюдательных пунктах дивизионов шла обычная работа с картами и планшетами, готовились данные для стрельбы с новых позиций. [165]

Политработники вместе с заместителем командира полка по политической части готовили наградные материалы на воинов, представленных командирами батарей и дивизионов к правительственным наградам, обсуждали кандидатуры парторгов и комсоргов, которых необходимо было назначить в подразделения взамен выбывших из строя.

Большая помощь была оказана службе артснабжения полка в пополнении подразделений боеприпасами, особенно бронебойными снарядами. Помощники начальника штаба доложили нам о потерях в личном составе и технике. Картина складывалась такая: в каждом боевом расчете пушечных батарей выбыли из строя один-два человека, в основном по ранению. Семь пушек из 12 оказались подбитыми, вышла из строя и одна гаубица. Четыре орудия, включая гаубицу, взялись отремонтировать полковые специалисты из мастерской артснабжения. Если учесть, что полк в этом бою подбил и сжег не менее 25 танков противника, то можно смело сказать, что итог поединка был замечательный. В гаубичных батареях большого калибра несколько орудий оказались поврежденными осколками авиабомб. Однако это не повлияло на боеспособность подразделений. На счету гаубичных дивизионов значилось 25 уничтоженных бронетранспортеров, десятки мотоциклов, несколько минометов и орудий и около 80 солдат и офицеров противника.

Политработники полка не пожалели труда и быстро составили в нескольких экземплярах сводные таблицы-плакаты итогов боя. С ними ознакомился весь личный состав, включая и тех, кто был занят инженерными работами на огневых позициях. Цифры получились весьма внушительные, и это резко подняло настроение людей.

Героями оказались воины батареи 122-миллиметровых гаубиц, которой командовал старший лейтенант Николай Болдырев. На ее счету было 3 танка, 12 мотоциклов, 10 бронетранспортеров и более 20 гитлеровцев. Я побывала этом подразделении, познакомился с людьми. Командир батареи очень понравился мне своей подтянутостью, собранностью. Комбатр был невысокого роста, но выглядел сильным и выносливым. Держался скромно, но с достоинством отлично знающего свое дело командира. Взгляд у него был смелый, в глазах светился ум.

Под стать старшему лейтенанту были бойцы и младшие командиры. [166]

Батарея Болдырева являлась единственным артиллерийским подразделением, которое майор Тесленко выдвинул на открытые позиции для ведения стрельбы прямой наводкой. Подпустив вражеские машины на 500 метров, комбатр приказал открыть огонь правофланговому орудию сержанта Ю. Сидорова.

— Это как раз то орудие, Иван Семенович, на позиции которого накануне боя были Новожилов и секретарь партбюро Решетников, — уточнил А. К. Погосов.

Когда собрались и удобно расположились на траве все батарейцы, я заметил в задних рядах сержанта, который пристально смотрел на меня и улыбался. И я вспомнил его. Это был тот самый сержант, который в один из апрельских дней пришел на помощь, когда моя эмка застряла в кювете возле учебного стрельбища под Бердичевом.

— У вас здесь имеются и мои старые знакомые, товарищ Болдырев, — сказал я комбатру, указывая на сержанта.

Тот вскочил.

— Это и есть командир правофлангового орудия сержант Сидоров, о котором я докладывал вам, товарищ полковой комиссар.

— Очень хорошо. Ему и предоставим слово. Расскажите, товарищ Сидоров, как угощали сегодня фашистских танкистов.

Сержант немного смутился, но взял себя в руки и четко ответил: