За хорошую плату и крупицу надежды (СИ)

Тамика об этом не подозревала, а потому чувствовала себя в полной безопасности. Убедившись, что Сельма не собирается умирать и чувствует себя довольно сносно, она окончательно успокоилась и, кажется, стала воспринимать происходящее как веселое приключение, которое подходило к счастливому концу. Этому дикому детенышу явно пришлось по душе мягкое кресло: Тамика и минуты не могла просидеть, не попытавшись улечься, свернуться клубком, откинуть спинку назад, забраться на сиденье с ногами или пристроить их на любую удобную поверхность. Сельма не реагировала, только один раз молча спихнула грязные босые пятки (девчонка зачем-то сняла обувь) с приборной панели.

"Черт с ней. Заслужила немного расслабиться".

– Ну вот, почти на месте! – радостно сообщила Тамика, когда впереди показались редкие точки электрических огней и ярко-рыжие всполохи живого пламени. – Вы как, теть? Хуже не стало?

Сельма отделалась немногословным "нет", но девчонке этого оказалось достаточно, чтобы растрещаться вовсю.

– Вовремя мы вашей раной занялись. Я уж боялась, что вы от кровопотери помрете. Но вы все равно к Марисе, нашей врачихе, зайдите. Как приедем, я сразу к ней забегу и разбужу, чтобы она вас осмотрела. Обратно в Новый город сегодня ехать не надо, не доедете: я же вижу, что вам до сих пор плохо. А так переночуете, поедите нормально… можете, кстати, утром к моей хозяйке зайти и оплату с нее стребовать за то, что меня спасли. Вот у старой карги морда вытянется!

Сельма невольно улыбнулась, с трудом подавив глупое желание потрепать девчонку по голове. Это маленькое диковатое существо нравилось ей куда больше, чем следовало. Товар вообще не должен нравиться: это хозяин может привязаться к своей рабыне, как любой человек привязывается к домашнему зверьку, а продавцу даже имя "зверька" знать не следует, чтобы глупых мыслей в голове не возникало. Вот у Сельмы – возникли. Черт бы побрал тайерскую обезьяну на стероидах, из-за которой простая вылазка превратилась хрен пойми во что! Теперь еще неизвестно, получится ли мирно забрать девчонку из родной общины, и во сколько обойдется сделка с ее нынешней хозяйкой.

"Или вовсе плюнуть на заказ, оставить мелкую в покое? Заслужила ведь, что отрицать. Не каждый день встретишь такого храброго детеныша".

Сельма помотала головой, гоня прочь этот сентиментальный бред. Не для того она мучилась, спасая Тамику от мутанта. Не для того сейчас терпит дикую слабость и резкую, пульсирующую боль в разодранном боку. Дите, конечно, жаль, и даже очень. Но Маброх обещал вполне утешительный гонорар.

Перед глазами на миг заплясали черные мушки, и Сельма опустила оконные стекла, впуская в машину холодный ночной воздух. Немного полегчало, но обманываться не стоило: если сейчас свернуть к Новой Лайотре, как она подумывала сделать, ее просто вырубит на полпути.

В общину все-таки придется наведаться. Может, это и к лучшему: пусть детеныш проведет еще одну ночь с верой в человечество. Завтра маленькой Тамике придется распрощаться с ней навсегда.

* * *

Домой Тамика вернулась только после того, как сдала Сельму на руки бесцеремонно разбуженной Марисе. Врачиха поворчала, но больше для порядка: она была доброй теткой и никогда бы не отказала раненой в помощи, будь та хоть богатой чужачкой из Нового города, хоть обдолбанной наркоманкой, помирающей от передоза. Сельма вроде бы чувствовала себя нормально – по крайней мере, до больницы смогла дойти самостоятельно и даже почти не шаталась, – так что свой долг Тамика посчитала выполненным. Можно было наконец завалиться спать. Утром она еще обязательно зайдет к Сельме, проведает. Ну и попрощается, как же без этого.

Почему-то от мысли, что Сельма скоро уедет и больше никогда не вернется, становилось очень грустно. Глупо, конечно, скучать по женщине, знакомство с которой продлилось меньше суток, но Тамика знала, что скучать будет обязательно. Сельма была совсем не такая, как тетки из общины. Она – крутая, сильная и красивая, совсем как героини комиксов. Даже Авидия, бессменный кумир Тамики на протяжении многих лет, на ее фоне превращалась в обыкновенную старуху – толстую, потрепанную жизнью, грязную и, к тому же, одноглазую. Унылую, как и все вокруг.

"Да что там! Авидия – прям-таки вся унылость Старого города, собранная в одной бабке. Если на много километров вокруг не сыскать человека круче нее, то что об остальных говорить?"

Тамика задрала голову, разминая шею. Плечи вновь оттягивал рюкзак, полный ценного хлама и теперь уже наверняка битой посуды, и тащить его было гораздо тяжелее, чем днем. С темно-синего неба подмигивали те немногие звезды, которым удавалось пробиться сквозь прорехи в рваных плотных облаках. Уличные фонари, сосущие энергию из дохленькой подстанции, горели неровным голубоватым светом, то зажигаясь ярко-ярко, то почти затухая. Ветер хлопал мокрым тряпьем, развешенным на просушку; где-то вдалеке слышался вой – хорошо, что не такой, как в последние несколько ночей. В холодном воздухе витали запахи плесени, гнилья и вонючего дыма от костров, разведенных в железных бочках.