В тени олив у вод Геннисарета
Мне тихий ветер внятно прошептал:
«Не ты один на все искал ответа,
Не ты один о помощи взывал.
К чему взывать, когда с тобой Я рядом,
Когда Я стал давно твоей судьбой —
Здесь у костра, за Гефсиманским садом,
Где резво дети плещутся водой;
И в белой тундре за Полярным кругом,
У белых скал коралловых морей —
Всегда тебе Я был надежным другом
И крепкой мышцей – верою твоей.
А вас таких, как звезд на черном небе,
И каждый за себя Меня просил,
И лишь один с ума сошедший ребе
Мне пожелал набраться больше сил.
Садись к столу у той нависшей глыбы,
В мехах вино селения Гевим,
Горит костер, на нем печется рыба.
Сойдутся гости. И поговорим.
Спеши к столу, уже темнеет небо,
Боюсь, что званых всех не причастим…
Разлей вино и разломи все хлебы,
Ну а потом с тобой поговорим».
И сколько дней на пир гостей мы ждали,
То столько лет сидели мы вдвоем –
Никто не шел к надежному причалу
Чтоб посидеть за благостным столом.
О Вечном думать гостям не пристало,
Они живут заботой о земном.
Угас костер, в углях сгорала рыба
И пахло прокисающим вином…
Иван Грозный
Я убивал, чтобы меня любили,
Любили больше брата и отца,
И в той любви самих себя гноили
И преданы мне были до конца.
Рабы меня изменой погубили,
И что еще для них я сделать мог?
Ведь сколько им голов ни отрубили
Они не поняли, что я – их Царь и Бог.
Памяти Варлама Шаламова
Есть жизнь и смерть,
Где точка – пуля,
И… размышлений никаких:
В лицо направленное дуло
Сметает их.
Сначала мыслей круговерть,
Потом хлопок – и все застыло,
И стало все, как прежде было,
И нет сжигающих страстей
В самом начале,
Когда тебя еще зачали
В снегах колымских лагерей.
Убить сумеет и берданка
В затылок, в спину и висок,
Когда на поле спозаранку
Ты подбираешь колосок,
И хлоркой мытая Лубянка,
За дневниковый твой листок…
О, как бы был доволен Бог,
Чтоб, наконец, Его избавил
Я от мучительных тревог
За этих тварей «чистых правил»,
Где миром лишь безумцы правят,
И каждый мнит, что он есть бог.
Банальный вопрос