За краем поля

   Неизвестно, что было хуже, отсутствие брака между их детьми предыдущие девять лет совместной жизни или одинаковые платья родительниц, но зерно крепкой взаимной неприязни, посеянное давным-давно дало всходы. Почтенные женщины ненавидели друг друга заочно, просто так, из живой необходимости любой темпераментной особы к сильным эмоциям. Однако, в отличие от госпожи Важич, Эльфира ненавидела потенциальную сваху исключительно из любви к искусству. После неудачных браков золовкиных дочерей на фоне карьерных успехов собственного чада, она взгляды на замужество слегка подкорректировала, полагая обязательным для успешной женщины наличие лишь высокооплачиваемой работы и ребёнка. Желательно, одного, желательно, девочки и, желательно, чтобы воспитывался этот ребёнок скучающей в провинции бабушкой. Поэтому основания для недовольства дочерью у Эльфиры всё равно оставались. Главной же претензией был просто возмутительный факт присутствия в жизни ребёнка отца - "бесчувственного и безответственного типа, без грамма чести и достоинства", хотя получение денег на воспитание ею всячески поощрялось. Можно сказать, что между бабушками Собира Важича было не так много различий: обе предпочли бы, видеть внука с одним родителем.

   Различия же между ними пусть и были менее существенными, но их количество с лихвой подавляло всё и вся. Обе с одинаковым рвением и ответственностью решились взяться за организацию судьбоносного торжества и не желали уступать друг другу ни пяди вышитых рушников, ни пригоршни блёсток. Каждая имела свои представления и обладала той несокрушимой уверенностью в собственной исключительной правоте, которой могут обладать только потомственные чиновники и опытные няньки. Провинциальное чувство стиля, чуть старомодное и адаптированное под собственную картину мира, схлестнулось в непримиримой войне со столичным чувством достоинства. Главное святилище Триликого соперничало с выездным торжеством на Лазурных островах. Загородный клуб противостоял княжескому ресторану. Против эскорта из белоснежных ступ восставала кавалькада всадников, и даже лилии в бутоньерках официантов находили соперниц среди маков и гортензий. Ситуацию спасал лишь Ригорий Валент. Если бы не его феноменальный талант управляющего, позволявший находить общий язык с самыми сумасбродными господами, свахи, наплевав на нормы приличий, так почитаемые обеими, просто вцепились бы друг другу в волосы из-за фасона подвенечного платья.

   Араон с сыном сбежали первыми под предлогом навестить дядю Стасия в его мастерской. Дядя гостям не обрадовался, но политическое убежище обеспечил. Алеандр продержалась дольше, исключительно на силе собственного крика, пытаясь отстоять право самостоятельного выпора белья и туфель, потом сорвала голос и позорно капитулировала вслед за своими мужчинами.

   - Да пошли они к чирьям собачьим! - раздражённо отмахнулась она. - Пусть делают, что хотят.

   Хотели, как оказалось, многого.

   Торжественное мероприятие началось с истерики невесты, которую не смогли впихнуть ни в одно из выбранных родительницами платьев. Те в погоне за модными фасонами и дорогими украшениями буквально накануне обратили внимание на любопытное положение брачующейся и живот в расчёты включить не успели. Пришлось срочно бежать в швейную лавку, но, как оказалось, к великому удивлению обеих родительниц, свадебных платьев на беременных не было даже у них. К счастью Ригорий Валент вспомнил, что одна из его троюродных сестёр - дама выдающейся комплекции и отсутствующих комплексов - аккурат явилась на торжество в белом, презрев настойчивые рекомендации по цвету организаторов. Впервые увидев родственницу (такую далёкую родню Эл не видела даже в сборниках пластинок), Алеандр разразилась новым потоком слёз и криков. Но вся женская половина дружно решила: "нервное" и насильно принялась запихивать невесту в рюши.

   К появлению дружек, что обязаны были с шутками и прибаутками искать невесту, выкупать её и везти к святилищу, чародейка сидела на табуретке посреди комнаты и напоминала себе ворох небрежно сваленного грязного белья. Распухшее от слёз лицо всё ещё было красным. Слои дорогих белил и красок не скрывали этого, лишь подчёркивая редкими пятнами диких оттенков нездоровый цвет кожи. Чужое платье, ушитое прямо на ней, бесформенными тряпками спадало с чуть округлившихся плеч, обвисало на груди копной незабудок, топорщась на животе кружевом, как ощетинивается дикобраз при приближении хищника. Причёска вторила ему не менее агрессивными завитками, сплетёнными жемчугом и перьями, но приглашённые мастера в один голос утверждали, что не видели ещё подобных невест.