За одним штрафным последовал другой, потом третий за великое уважение к празднику, четвёртый за равенство прав не-чародеев, а на пятый молодые люди, не успевшие толком позавтракать и даже умыться, уже с трудом могли вспомнить, откуда прибыли в столь гостеприимную деревню. Равелий доведённым до автоматизма жестом прихватил ближайшую молодку, пространно рассуждая о превосходстве деревенских баб над столичными куртизанками. А Стасий трепетно прижимая к груди метлу, тянул вместе с бывшим солдатом какую-то походную песню. Деревенские, чуть огорчённые сорвавшейся дракой, но в тайне надеющиеся распалить городских после кружки-другой повлекли к общим столам уже не сопротивляющихся чародеев.
Покрытое сажей и пылью безвольное тело духовника осталось дожидаться их на шаткой скамейке, немым укором человеческой чёрствости и равнодушию. В принципе, она неплохо вписывалась тем самым в общий колорит, где похожим образом располагался каждый двадцатый, а каждый десятый при этом умудрялся ещё и петь. Кто-то пристроил ей в руки оставшуюся без присмотра хозяина метлу и от всех щедрот души нахлобучил на голову соломенную шляпу. Если бы потомственная ратишанка, трепетно носящаяся с фамильной гордостью и правилами приличия могла видеть себя со стороны, не дольше чем к заходу солнца одна отдельно взятая деревня оказалась бы стёрта с лица земли первым за несколько веков некромантом.
По счастью, никто даже не подозревал, какую опасность в себе таит вялая женская фигурка у ворот, выдёргивая из-под неё распоследнюю свободную лавку, чтобы пристроить за общий стол дорогих гостей из самого Новокривья. Точнее парочка основательно поддатых мужиков лавочку-то выдернула, но далеко унести не смогла, чрезмерно утомившись.
- Гляди, Милахыч, баба! - толкнул локтем собутыльника захудалый пьяньчужка, разглядев, кто именно дремал на ценном инвентаре.
- Ага, - радостно кивнул собутыльник. - Справная.
- Давай себе возьмём, - внёс конструктивное предложение первый, хлюпнув заплывшим носом. - Чё зря валяется?
Инициатива была принята на ура. Обделённые на склоне лет вниманием молодух и изрядно страдавшие от этого, труженики сохи появление в поле видимости свободной и не протестующей девки крайне обрадовались. Тем более, что та была фигуриста, а на пьяные глаза и вовсе бесподобна. Твёрдо, насколько позволяло количество выпитого, умудрённые сластолюбцы двинулись к вожделенному телу, уже представляя, куда именно поволокут с глаз завистливых соседей и сварливых жен. Планы были грандиозны и радужны, но стоило только самому расторопному с чувством опустить жирную от масла и огуречного рассола пятерню на удачно оттопыренный девичий зад, как земля под ногами героев-любовников вздыбилась, отшвыривая назад. Мелкой волной затряслась - задёргалась. Взвилась на дыбы злосчастная лавка и, как живая заскакала по гулявшим кочкам.
- Эгэй, жеребая! - заорал не своим голосом Милахыч, сдёргивая с шеи торжественный рушник новоявленного тестя и забрасывая на торец скамьи как уздечку.
Бравый всадник принял вызов ретивой скотины!
Няня по закону вселенской подлости обнаружилась не в толпе гуляк и даже не за дальним столом возле миски из-под любимых расстегаев. Немолодая уже женщина, чуть перебравшая с непривычки, размякнув на свежем воздухе, ушла прикорнуть домой, чтоб вечерком влиться в общее веселье с новыми силами, аккурат к тому времени, как кузнечиха решит расщедриться на свои фирменные картопляники. Хотя Алеандр и хорошо помнила деревеньку, да и та не была уж так велика, во всеобщем шуме добраться до аккуратного и любимого с детских лет домика оказалось делом не быстрым. То и дело приходилось сворачивать вбок, а то и вовсе прятаться по кустам от развесёлых компаний, норовивших утянуть за собой. В другое время, чародейка непременно бы воспользовалась отсутствием строгого маменькиного надзора и позволила бы себе влиться в радости простой деревенской молодёжи. Сейчас же ей было слишком плохо после последнего вливания так, что даже идея опохмела перестала казаться приятной. Разумный организм начинающей целительницы требовал рвотного, овсяного киселя и баиньки. Вместо этого пришлось пролазить в окно к нянюшке и настойчиво будить прикорнувшую женщину. Без её чуткого руководства и патронажа с местными, что детей управляющего в лицо не знали, могли возникнуть проблемы.
Выслушав короткий удивительно сдержанный рассказ про то, как под ними развалилась метла и одна из девиц крепко приложилась о дорогу, добрая женщина спешно набросила платок и посеменила на спасение страдалицы. Тётя Кася относилась к тому типу сердечных женщин, чей материнский инстинкт превосходил по силе любую дозу алкоголя. Она не трезвела на глазах, но ход её спутанных мыслей обретал созидательный вектор. Когда в руки подобных ей женщин попадал ребёнок, раненая животинка или подыхающий цветок, можно было не сомневаться, что он будет надёжно защищён от всех невзгод окружающего мира, обласкан и обогрет. Алеандр лишь искренне надеялась, что её ершистая подруга будет не в состоянии протестовать против эдакой заботы.