За краем земли и неба

«Что за черт? – подумал Семен. – Усиленная броня?» И как раз в этот момент металл бронемашины побагровел, лобовая плита вогнулась, словно пластилиновая, а потом прорвалась вовнутрь расплавленным потоком. Семен целил под самый ствол «табакерки», где за броней находился лучевой генератор. От огромной температуры тот должен был взорваться, разнеся по пустыне жидкометаллические капли – все, что осталось бы от вражеского танка. Но он почему-то не взорвался…

«Новые сюрпризы! – нахмурился Семен. – Ну, ничего!» А продырявленная «табакерка» продолжала двигаться. До нее оставалось уже тридцать два метра. «Ничего, – повторил старшина. – Легче целиться!» И ударил новым лучом в проделанное им же отверстие.

Бронемашина дернулась и заглохла. Внутри зашипело, заплевалось сквозь «рану» огнем. Повалил густой дым. Так и не взорвавшаяся «табакерка» перестала, тем не менее, быть боевой единицей. Что и требовалось.

Увлеченный нелегкой победой, Семен потерял общую картину боя. Между тем, почти все «табакерки» находились уже в зоне доступного огня. Но и сами они не собирались играть роль мишеней, начиная плеваться шипящими лучами. Соседнюю с «Семеновой» бронемашину уже поливали из лучеров сразу двое бойцов. Но у них, видать, не достало выдержки подержать луч дольше, чем обычно, и расстояние между ними и «табакеркой» неумолимо сокращалось.

– Мать твою!.. – ахнул Семен, увидев наконец, что товарищи не справляются и вот-вот погибнут. Он быстро перевел ствол на новую цель, шепча: «Не успею, не успею!» И не успел. Из «табакерки» резанул луч. Только не по стреляющим солдатам, а в его, Семена, сторону. Он успел лишь заметить, как взметнулся красивыми брызгами прикрывавший его булыжник, и сразу все потухло.

Открывать глаза очень-очень не хотелось. Но когда Семен все же сделал это, то увидел над собой низкий серый потолок.

– Очнулся ваш герой, – послышался смутно знакомый голос.

– Он может говорить? – спросил кто-то еще более знакомый.

– Не то что говорить – хоть снова под танки! – хохотнул первый.

Над Семеном склонилась голова поручика.

– Ну что, боец-молодец? Как себя чувствуешь?

– Господин поручик! – попытался вскочить Семен, но рука Иваневича легла ему на плечо:

– Лежи, лежи! Теперь можно полежать денек-другой.

– Как бой? – заволновался старшина. – Мы победили?

Господин поручик смущенно крякнул.

– Мы не проиграли, – сказал он. – Отступили на занимаемые ранее позиции.

– Как отступили?.. А залги? Мы раздолбали «табакерки»?

– Не все, – осторожно ответил комвзвода. – Собственно, ты подбил единственную бронемашину…

– Как?! – все же подскочил Семен. – Почему?!

– Что-то проклятые залги придумали. Броня стала крепче, генераторы дополнительно защитили…

– А наши бронетанки? Они не смогли с ними справиться?

Иваневич посуровел.

– Бронетанки… были заняты другой важной задачей. Все, герой, хватит вопросов, отдыхай.

– Но залги, – не унимался старшина, – они где? Почему вы говорите, что у нас есть время на отдых?

– Залги заняли нашу прежнюю позицию. Укрепляются. Подтягивают свежие силы. Разведка донесла… Собственно, это не твоего ума дело! – Похоже, что поручик все-таки рассердился. – Все, отдыхай! Документы на твое награждение переданы в штаб. – Козырнув, он покинул палату.

Семен опустился на койку. Значит, он в лазарете. Живой, выходит, остался. Повезло!.. Он зло сплюнул.

– Но-но, хорош плеваться! – донеслось сбоку. Тот самый первый голос, смутно знакомый.

Старшина скосил глаза. А-а, фельдшер! Как его… Тимирязев? Мечников?..

– Ты кто такой, чтобы мне тут указывать? – нарочито строго спросил Семен.

– Я – замначальника полевого лазарета, старший сержант Мичурин, – с ехидцей ответил фельдшер. – А поскольку начальник сейчас на операциях, то я и вовсе тут главный. Так что лежи и не плюйся!

– На операциях, говоришь? – смягчил тон старшина. – Что, много наших ранило?

– Да нет, не много, – пожал плечами Мичурин. – С тобой – четверых.

Семен собрался было облегченно вздохнуть, но фельдшер добавил:

– Еще трое целехоньки, считая господина поручика…

– А остальные?! – подпрыгнул Семен, сжимая кулаки.

Фельдшер повернулся и молча вышел из палаты.

Глава 27

И потекли тягучие, серые, несмотря на «веселый» оранжевый пейзаж, дни. Да не один, не два, как сказал поручик Иваневич, а и три, и четыре, и пять… Обе стороны укреплялись, подтягивали новые силы, восстанавливали надорванные. По донесениям разведки, на данный момент наступило определенное равновесие, когда ни тем, ни другим не хотелось рисковать. И те, и другие что-то выжидали, что именно – ведомо только высшему командованию.