За красивые глаза

Прибалт, глядя замутненным взором на сумасшедшую парочку, поморщился и даже хотел было вернуться в номер, однако что-то его остановило. Он спустился во двор. То, что он там увидел, и вовсе не поддавалось никакому описанию. Военный подскочил к кошачье-собачьей колонии и схватил за шиворот скулящего щенка. Наташа, видя, что отец направляется к морю, отчаянно бросилась наперерез. Визг несчастной собачонки дополнили девчоночьи рыдания вперемежку с мольбами отпустить щенка. Наташа цеплялась за отца, пытаясь помешать ему расправиться с жертвой. Но ничто уже не могло спасти щенка от гнева прапорщика.

Потом все кончилось, и мир накрыла какая-то оглушающая больше, чем прежние визг и рыдания, плотная тишина. И тут прибалт увидел, как молнией метнулась в сторону девичья фигурка. Суровый прапор сначала погнался за ней, однако очень скоро потерял ее из виду и, махнув рукой, вернулся в свой номер. Эйгелис хотел было последовать его примеру, но не смог. Он знал, куда побежала девочка, и плохо слушавшиеся ноги сами понесли его к этому месту.

— Наташа, ты здесь?

В маленькой сухой пещерке под мостом было совершенно темно, но, услышав тихое шевеление внутри, Артурас понял, что не ошибся. Однажды он уже проследил, как после очередного папашиного разноса девочка укрывалась именно здесь.

— Ты не бойся, не бойся, — как можно мягче проговорил Артурас, едва ворочая языком. — Хочешь, я подарю тебе другую собачку и прослежу, чтобы ее никто не обидел?

Молчание.

— Да, конечно, — поправился молодой ученый. — Я же понимаю. Тебе нужен именно тот щенок, да? И никакой другой…

Ответом были тихие всхлипывания.

— Почему он такой жестокий? — произнесла девочка сквозь слезы. — Так не должно быть, это несправедливо.

— Конечно, несправедливо, — легко согласился прибалт. — Жизнь — она вообще жестокая штука. И ужасно несправедливая, ужасно.

Говоря это, он медленно продвигался в глубь пещерки, и вдруг его протянутая вперед рука наткнулась на что-то мягкое. Глаза постепенно привыкали к темноте, и скоро Эйгелис довольно ясно увидел сидевшую на корточках девчушку, уткнувшуюся носом в коленки.

— Ну, не плачь, не плачь, — Артурас осторожно погладил ее по голове, невольно задев длинными пальцами обнаженную коленку.

Наташа вздрогнула, но не отстранилась.

— Да ты замерзла совсем! — сказал Эйгелис, присаживаясь рядом и прижимая бьющееся в рыданиях тельце к своей груди…

И внезапно понял, что так уже когда-то было. Рыдающая девочка в его объятиях, его любовь, потерянная так внезапно и вдруг возвращенная, пусть в другом, но узнаваемом виде.

— Не плачь, моя принцесса, скоро все будет хорошо, — нежно прошептал прибалт…

Она почти не сопротивлялась. Может, если бы у нее хватило сил хорошенько двинуть ногой по его самому больному месту, то резкая боль и прервала бы это безумие. Однако сначала она совершенно не понимала, что происходит, а потом, подмятая тяжелым мужским телом и обессилевшая от недавних переживаний и слез, могла только лишь слабо сопротивляться, подогревая огонь, кипевший в нем…

Когда все закончилось и Эйгелис обрел способность понимать происходящее, он вдруг с ужасающей ясностью увидел маленькое тельце, валявшееся без сознания на земле. Он отчетливо слышал крики родителей, разыскивающих Наташу, и, охваченный ужасом, побежал прочь — от своей бессловесной жертвы, от людей, от собственного преступления…

Артурас даже не вернулся в номер за вещами. В кармане пиджака оставались документы и деньги, взятые на ночные развлечения. На них он и купил билет на поезд…

Глава 9

Сегодня была суббота, и по всем правилам общественной жизни в это утро полагалось долго и с чувством понежиться в мягкой постели. Потом не торопясь — часикам эдак к одиннадцати, а впрочем, кого в субботу волнует время? — встать, долго готовить что-нибудь необычное, затем не спеша, смакуя поесть и при этом шуршать утренними газетами.

Впрочем, зачем думать, что могло бы быть, если бы Лариса была сейчас дома, если бы у нее был непьющий, любящий и заботливый муж, и она бы никогда не познакомилась с этими хиппи, и милиционеры, ведущие расследование, не смогли посадить ее на крючок?

Факт оставался фактом. Ранним субботним утром, едва протерев глаза и наскоро прожевав пару каких-то бутербродов, Лариса с Ниловым сели в машину и опять отправились на поиски убийцы. Нилов, сумрачный и усталый, молча крутил баранку. Поглядев на него, Лариса подумала: если сама она просто обречена на необыкновенные приключения, но Нилов-то почему должен страдать? Лариса уже хотела было потрепать Валерия по коленке и сказать что-нибудь ласковое, как он резко завернул в маленький дворик двухэтажного домика и дал по тормозам.

Они приехали. Лариса знала: на прапорщика Григория Ивановича Черных, телефон которого был записан в книжке Стаса, совершенно отдельно от других, капитан почему-то возлагал большие надежды. Однако сама она с выводами не спешила, и, оказалось, совершенно правильно.