Тогда, когда эту догу помнили люди, упавшие деревья тоже нередко перегораживали путь и пешему, и тем же тракторам, вывозившим из тайги смолу. И о том, как обходились тогда с этими препятствиями, точно рассказывают уже подгнивающие обрубки тех же еловых стволов, торчащие теперь из кустов малины и частого придорожного ельника — здесь когда-то человек, встретивший препятствие, брал в руки топор и обрубал упавший ствол справа и слева от своей дороги. Мы же теперь просто перебираемся через такой завал и идем дальше — у нас не так много времени, чтобы чистить дорогу, да и не собираемся мы пользоваться этой дорогой в дальнейшем. Конечно, следовало бы подумать о тех, кто, может быть, когда-то, как мы сейчас, заглянет сюда, но случится ли такое в обозримом будущем…
Наверное, только кислые, давно зазеленевшие лужи-лывы и упавшие деревья, перегородившие наш путь, и остались бы в памяти о нашем путешествии по этой горе-дороге, если бы не рябчики, что то и дело шумно, весело взлетали совсем рядом с нами. Здесь птицы кормились на ягодниках и, подпустив нас совсем близко, веером разлетались в разные стороны и, не зная, пожалуй, ничего плохого о людях, почти тут же тыкались в попавшиеся им на пути елки и открыто рассаживались там по ветвям..
Ялмари сначала вздрагивал, когда рябчики неожиданно, с шумом вырывались чуть ли не из-под ног, а затем, догадавшись, в чем дело, после каждой встречи с потревоженными нами птицами, останавливался и старался высмотреть этих таежных петушков и курочек в елках, где они только что скрылись.
— Хюве — хюве, хорошо — хорошо. Живой лес, когда в лесу живет много птиц.
Но рябчиками были не последними обитателями нашей тайги, которые так радовали моего финского друга…
Вскоре ели понемногу отступили назад, и вместо густо зеленых разлохмаченных черничных кочек, рядом с золотистыми сосенками, что в свою очередь обступили теперь нашу дорогу, повсюду расстелился седой упругий мох бора-беломошника. И среди этого седого мха тут же загорелись рубиновыми огоньками ягоды брусники.
Конечно, мы не могли не остановиться и не поклониться этой чудесной ягоде, хранящей в себе тепло летнего соснового бора.
Ялмари набрал целую горсть только-только созревшей брусники, держал эти ягоды в руке перед собой, как очень дорогой и неожиданный подарок, и все время негромко повторял:
— Хюве-хюве. Настоящая тайга, ягода настоящей тайги…
И тут, будто в ответ на его «хюве-хюве», чуть в стороне от дороги с громким шумом сорвался настоящий хозяин этих заповедных угодий — петух-глухарь.
Даже я вроде бы вздрогнул от неожиданного грохота глухариных крыльев… Угрюмый таежный петух-отшельник, увы, не показался нам, хотя мы очень старались рассмотреть его среди сосновых стволов…А мой гость так и продолжал стоять, держа в вытянутой руке горсть брусники, и на этот раз от сильного удивления даже не произнес вслух свое одобрительное «хюве-хюве».
Я объяснил Ялмари, что вот так вот неожиданно, громко, сильно и срывается всякий раз с земли таежный петух-глухарь, и что здесь глухарей в общем-то не так уж и мало. А как чудесно токуют, играют здесь свои колдовские весенние игры эти птицы! И вообще, если в тайге живет глухарь, значит, наша тайга еще помнит всю свою историю.
Расстаемся с бором-беломошником, оставляем позади веселые сосенки и снова спускаемся вслед за дорогой в старый-престарый ельник, Здесь на дороге, да и вокруг нее много воды — здесь черное лесное болото, и сюда во времена смолокуров трактора, вывозившие бочками собранную смолу, заглядывали обычно только по холодам, по морозам, которые схватывали, мостили льдом это гиблое место.
Перебираемся через болото, прыгая с одного упавшего когда-то на гнилую грязь дерева на другое. Наконец, и эта грязь-топь побеждена, и перед нами светлый сухой бугорок, который провожает нас вниз, к самой речушке.
Здесь, через речушку, когда-то был удобный мостик — лава, сложенная из двух ровных еловых стволов. Рядом с мостиком из воды всегда торчал шест-выручалочка. Ты ступал на лаву, брал в руки шест, упирался им в дно и осторожно перебирался на другую сторону речушки. А перебравшись, оставлял этот шест-выручалочку уже на другом берегу, чтобы, возвращаясь обратно, снова воспользоваться его услугами. Так было всегда раньше, а сейчас нас не ждали ни шест-выручалочка, ни мостки-лава. Все это куда-то, может быть, и не очень давно скорей всего унесло весенней водой — половодьем. Речка здесь не мелкая, в брод ее не перейдешь. Выходит, надо нам самим устраивать переправу…
Снимаем с себя рюкзаки, уже успевшие натянуть плечи, достаем топор — и за сухими елками-сушинами. Сваливаем две подходящих сушины, очищаем от сучков, обрубаем ненужные для нашего дела вершины. Вдвоем доставляем каждый прогонистый еловый ствол к реке.
Материал на месте. Вырубаю шест, которым и буду опрокидывать сейчас наши елками одним концом на противоположный берег.