За Кубанью

От страха Салех не может произнести ни слова, он только трясет головой: нет, не знал… Голова покачивается вправо-влево, как заведенная, кажется, он не в состоянии ее остановить. Ильяс отворачивается, горечь подкатывает к сердцу: попасться на крючок такому ничтожеству. Как посмотрит в глаза Максиму, товарищам, жене? Нужно что-то придумать.

Алхасу надоело глядеть на одуревшего от страха союзника. Нагайка в его руке вздрогнула, приподнялась.

— Говори по-человечески, — приказал он.

— У них не было пулемета, когда приехали, — пролепетал Салех. — Не было. Я встретил всю группу на площади.

«Он говорит правду, — думает Алхас. — Если бы у них был пулемет, Зачерий предупредил бы».

— Не было, когда приехали, — повторяет Алхас. — Не было… Это я и без тебя знаю. Но когда они уезжали, пулемет у них был, вот в чем дело, Салех. Выходит, они его достали в ауле. Где? У кого? — Его осеняет невеселая догадка: не эти ли пулеметы обещал ему Улагай? — Салех, где Кучук хранил оружие? — вкрадчиво, словно приготовившись к прыжку, осведомляется Алхас.

— Н-не знаю, — с трудом выговаривает Салех.

— Подумай хорошенько, Салех, ты не мог не знать.

Салех молчит. Кажется, спектакль окончен. Но тут, уже совершенно неожиданно для всех, объявляется новое действующее лицо: Измаил. Он шагает решительно и, кажется, намерен предъявить атаману какой-то счет. Внезапно взгляд его наталкивается на нечто из ряда вон выходящее: в стороне, прямо на траве, уложены тела убитых в недавней схватке. Измаил останавливается так круто, будто натыкается на стену. Скрестив руки на груди, шепчет молитву. Все остаются на своих местах. Алхас нетерпеливо пощелкивает кончиком нагайки по голенищу. Дань усопшим отдана. Измаил подходит к атаману, здоровается.

— В ауле создан красный вооруженный отряд, — сообщает он без предисловий. — У них не только винтовки, но и пулеметы.

Вот это здорово! Ильяс чуть было не выкрикнул: «Сколько человек?» Вместо него этот вопрос задал Алхас.

— Около сорока. Землю уже переделили, меня сделали нищим.

— Не плачься, Измаил, не перед аллахом предстал. А насчет пулеметов не врешь? — Алхасу уже все ясно, но он решает раскрутить этот клубок до конца при всех. Такая у него система: люди должны думать, будто от них ничего не скрывают.

— Пора бы тебе знать, — грубовато замечает Измаил, — что мои сведения в перепроверке не нуждаются. У меня в отряде свои люди.

— Кто? — Алхасу не нравится, как Измаил разговаривает с ним.

Ильяс потянулся вперед. Но и Измаил оказался не так прост.

— Верные люди, на них вполне можно положиться.

— Пусть так, — согласился Алхас. — Где взяли пулеметы?

— Улагаевские, у Салеха нашли, кто-то, видимо, выдал.

— У Салеха? — Алхас кажется спокойным, только рука с нагайкой чуть-чуть подрагивает. Нагайка у него, как у святоши четки, нечто вроде громоотвода. — Не врешь?

— Что с тобой, Алхас? Удивляешь! Разве Салех не сообщил? Он во время обыска прятался у соседа, потому и подался к тебе.

Измаил повернулся к Салеху.

— Салех? — В его голосе недоумение. — Как же так?

— Вот и я спрашиваю Салеха: как же так? — с какой-то горечью выговорил Алхас. — Из-за твоей трусости мы не только упустили Максима и целую группу чекистов, но и потеряли столько джигитов.

Салех молчит, опустив глаза. Алхас достал из деревянной кобуры длинноствольный маузер, сделал шаг вперед. Потом, ни на кого не глядя, направился к дому лесника. Его догнал чей-то возглас:

— Наградить Ильяса! Раненого спасал.

— Согласен! — Алхас двинулся к Ильясу, обнял его, затем снял с себя портупею с маузером. — Держи, брат. Спасибо. Ты, как твой отец, настоящий адыг.

Ильяс молча принял оружие. Впервые за последние дни на его лице появилась улыбка. Впрочем, относилась она не к маузеру, как полагали бандиты. «Упустили Максима!» — эти слова Алхаса бьются в сознании, вытесняя все остальное. Значит, Максим знает о его беде, ищет его. А он что предпримет?

В тот вечер в лагере было тихо и спокойно. Ильяс почистил маузер, изрядно запущенный атаманом, и решил проверить его в действии. И хотя стрелять, опершись на костыли, было непривычно, он сумел в нескольких местах продырявить консервную банку. Пришла ночь, но сон не шел. Гибель Аюба не только ударила по сердцу — Ильяс успел привязаться к этому юноше, — но и сделала неосуществимыми еще недодуманные до конца планы. Лишь под утро Ильяс, перебрав все возможные варианты действий, пришел к выводу, что ему остается одно: напроситься в засаду, под угрозой маузера привести бандитов в аул. Нога ведет себя сносно, дальнейшее пребывание в банде теряет всякий смысл, а сведения об агентуре врага могут оказаться полезными, если командование получит их своевременно.

Приняв решение, под утро уснул. Но поспать долго не пришлось — за ним явился ординарец Алхаса.

Алхас собрался завтракать, когда вошел Ильяс.

— Садись. — Атаман указал на стул. — Выпьем, лучше разговор пойдет.