Наслаждаясь обстановкой, сложившейся в театре с началом прогонов второго блока, я даже не заметил, как оперативно мы переходили к следующей идее, быстро расправившись с первой. Чтобы не затирать чувства до дыр, не выгорать, мы доводили номер до определённого, осязаемого совершенства и откладывали его в долгий ящик, как должны были поступить и с парными номерами. И вот сегодня Крэг ставил нам с Мишель сцену, где персонажа танцовщицы принц разоблачал в предательстве. Он вдруг понимал, что та воспользовалась им, чтобы отомстить целой цивилизации за отнятую у неё любовь, и тут его сердце разбивалось в дребезги. Наступала полная разруха, принц тянулся к девушке, но она отвергала его, доходчиво раскрывая свои мотивы.
После высказанных в шутку сомнений Мишель о соответствии ролей нашим характерам, я не уставал думать о верности её наблюдений: ответственность, глубинность, жертвенность ― всё это было не обо мне, но про Мишель. Зато из желания мстить я был словно соткан, сопереживая её персонажу, больше, чем кому бы то ни было в этой постановке. Танцовщица забрала ведущую, ключевую роль, хоть она и была ей не по вкусу. Мы оба примеряли на себя лишь на время качества друг друга, чтобы в перерывах на обычную жизнь вернуться к собственным привычкам. Я даже стал понимать, почему девушка так тяжело решалась уехать из Сан-Франциско, когда как меня учили каждый день чувству долга и совести. Наверное, и она всё глубже понимала меня, но об истории с затаенной на десяток лет местью ей точно нельзя было знать…
Зеркальный, сверкающий подсветками лифт поднял меня на тридцать четвёртый этаж Сони-билдинг и распахнул свои двери перед бесконечным лакированным паркетом, выстилающим репетиционный зал. На крыши соседних высоток наседали пушистые поблёскивающие ковры снега; ветер бился в панорамные окна, пряча от посетителей здания острые шпили и облака. Макарти уже переоделся в спортивную одежду, высматривая в стеклах разбушевавшуюся метель.
― Привет, ― наставник вышел из гипнотической задумчивости, обернувшись на мои шаги и скромное приветствие. Честно говоря, эти репетиции я ждал без особого энтузиазма, нехотя осознавая, что "хорошая погода" в театре изменится, и словно считывая мой неодобрительный настрой, Крэг тут же шагнул мне навстречу для разговора.
― О, это ты… Готов разоблачать преступницу? ― Он задумчиво потянулся к щетине, внимательно рассматривая моё лицо и потеряно, но от этого не менее широко, чем обычно, улыбаясь.
После гадкого признания Изабель в чувствах ко мне она невольно казалась Крэгу жертвой. Наставник как-то загадочно смотрел на меня с тех пор, словно я по самым злым и коварным причинам взял девку в заложницы и обходился с ней грубо. Но ведь я был шокирован не меньше его, хоть и не мог связать неожиданного поступка этой змеи с явно затаенными мотивами. Единственное, что я понимал, что Изабель обеспечила себе алиби на скандалы со мной, и её роли безответно влюблённой дурочки это играло только на руку.
― Мишель переодевается. Я уже немного обрисовал ей настроение номера… ― Мужчина жестом предложил мне подождать снаружи раздевалки, и мы проследовали к рабочему столу в углу студии. Сумка небрежно отправилась на пол, а я вальяжно устроился на стуле. ― Для начала, должен похвалить… Как я и рассчитывал, у вас с Мишель получился очень страстный, не оставляющий равнодушным тандем. ― Одобрительное мнение Крэга тут же залегло на моём лице самодовольной улыбкой, словно, наконец, то, зачем я сюда так рвался сполна оправдалось. Быть оценённым Макарти оказалось нестерпимо приятно, особенно, когда я и сам чувствовал создавшийся на сцене накал. ― Картинка живая, чувственная, всё как я и представлял себе. Но, поверь, кульминация наступит, когда твоя обманщица раскроет все карты… Светлые взаимные чувства — это ещё что! Зрители приходят смотреть не на счастливый финал, а на драму. У вас прекрасно получается ладить по-доброму, но теперь я хочу, чтобы вы сосредоточились на апогее развития вашей встречи в постановке. Вы сложились как пара в глазах принца, а теперь это представление должно вдребезги разлететься болью по всему зрительному залу, чтобы каждый смотрящий прочувствовал, что для тебя значило довериться девушке и оказаться обманутым.
После воодушевляющих на взаимность речей, ласкающих мой слух целый месяц, такой настрой на трагизм тут же встретил сопротивление в моём умиротворённом, расслабленном прежде теле: я с силой стиснул зубы, не понимая, куда деть нахлынувшее раздражение, и небрежно отвернулся в окно, укладывая на грудь сложенные в недовольстве руки.