За кулисами

Снова ни звука. Мне показалось, что я говорю по–киргизски, к тому же задом наперед. Зато я представил себе, какая мысль копошится во всех головах: только этого мачо нам не хватало. Еще и он устроит свое шоу. А потом, надеюсь, быстренько уберется вон.

И, как это всегда бывает, когда я замечаю, что совсем никому не нравлюсь, я продолжаю в том же духе и начинаю пакостить по–настоящему.

«Ну видно же, что вы все ни черта не понимаете. Сейчас я вам расскажу, как я себе это представляю». Возможно, мне стоило бы издать брошюру: «маленький путеводитель по гадостям — как я довожу людей от нуля до ста восьмидесяти?» Миллион советов от и с Дитером Боленом.

С другой стороны, я не так уж и ошибался в своих опасениях. Ни у кого из присутствующих действительно не было настоящего плана шоу.

«Итак, попрошу внимания», — говорил я, — «мы устраиваем соревнования по пению. Они пройдут город за городом, раунд за раундом. Мы будем придумывать, перепридумывать, пере–перепридумывать».

«Ага! Так–так! Правда? Нет, как здорово!» — обрадовалась сексапильно выглядящая блондинка из первого ряда — Мишeль Гунцикер. Было видно, что до сих пор она не прочла ни единого сценария. Я мог бы с тем же успехом сказать ей, не сходя с места: «Послушай, крошка. Это передача, в которой поют песни. И можно выиграть богатый ассортимент йогуртов».

И здесь произошло то, что мне пришлось сто пятьдесят тысяч раз испытать во время шоу: стоило только заговорить с Мишeль, как гарантированно начинал чесаться язык у кого–нибудь другого:

«Эй, прювет, Дитер, старина! Здорово, что ты здесь, приятель! Эй, мы же знакомы!» — потребовал слова Гарстен Шпенгманн.

Я с этим уже знаком, стоит мне прийти куда–нибудь, как меня обступает толпа «друзей». Мы с Гарстеном знакомы по ночной жизни в Гамбурге, у нас были классические отношения: «Привет–ты–тоже-здесь–тра–ля–ля–пока–я-пошел».

Общее время нашего разговора за три года — два часа. Милая, невинная душа.

Кастинг.

Четыре недели спустя в Кельне начались первые кастинги. Все решающий вопрос совести звучит всегда одинаково (и никак его не обойти): есть у тебя хороший голос или нет? Я знаю, что между мной и кандидатами всегда возникают небольшие противоречия.

Чтобы было совсем ясно, скажу: у тебя есть прекрасный голос, если так захотел Господь Бог при твоем зачатии. Звук, который выходит из голосовых связок, должен звучать красиво. Но только этого не достаточно. Потому что ты должен учить, тренировать свой голос и ухаживать за ним.

Когда ты в конце концов открываешь на кастинге рот, есть только два возможных ответа: «Попадает в тон» или «Не попадает в тон». Нет никаких «Возможно, попадает» или «Немножко попадает».

Природным талантам вроде Александра легко начать, они точнехонько споют, когда на радио или на телевидении идут какие–нибудь песни. А для людей вроде Даниеля Кюбльбека есть только учение, учение и учение.

Конечно, это другой вопрос, какой голос считать «приятным». Один говорит: «Мне нравится, когда голос звучит плаксиво — как в случае с Bee Gees». Другой говорит: «Это же ужасно!» — слушая горловые трели Монсеррат Кабалье.

Поэтому: даже если у тебя божественный голос. Даже если ты натренировал его до рвоты; прекрасное пение это а) дело вкуса и б) немного зависит от другого пункта — твоей нервозности. Даже величайшее дарование может спеть однажды, как снаряд, разорвавшийся в дуле пушки. Вот в этом месте оказывается востребованным талант жюри. Выискивать хорошие голоса на таком соревновании — это что–то из области интуиции, удачи и везения. Здесь должен воскликнуть внутренний голос: Послушай, Дитер, вот там стоит кто–то, что–то в нем есть!»

Джудит Лефебр — как раз такой случай. Она стояла передо мной и пела так страшно и ужасно, что у всех нас уже готово было сорваться с губ: «Ты вылетела!». Но все–таки что–то в ней было: сияние глаз, сила, исходящая от нее. Я несколько беспомощно посмотрел на своих товарищей, а потом, повинуясь внутреннему импульсу, сказал:

«Ты можешь спеть что–нибудь еще?» Она начала петь «The greatest love of all» Уитни Хьюстон. На низких высотах. И вдруг показалось, что перед нами стоит совсем другой человек. И все сочеталось: теплота голоса, звучание, ритм. И чем дольше она пела, тем сильнее я дрожал: ой–ой–ой. Сейчас пойдут высокие тона. Она не справится с этим!

Но она поднимала свой голос все выше. Просто супер.

Внешний вид и шмотки на кастинге не имеют никакого значения (хотя мне никто и не поверит). Все это можно обстряпать позднее со стилистом. Наилучшие примеры: Джо Кокер, Род Стюард, Мит Лоаф. Все они довольно непривлекательны. Даже Мадонна не накрашенной выглядит, как младшая сестра Оззи Осборна: темные круги под глазами, волосы, свисающие сосульками. Но после того, как ее полечит парочка визажистов, она выглядит, как топ–модель. Даже женщина–вамп Джулиет во время первых кастингов выглядела, как норвежская кобыла: толстые вязаные свитера, изжелта–белые жесткие волосы, иссиня–черные полоски вокруг глаз.