За кулисами диверсий

Цитата вторая. Она принадлежит бывшему корреспонденту газеты «Чикаго трибюн» в Москве Д. Джексону, ныне работающему в Лондоне. Джексон отнюдь не симпатизирует выступлениям советской печати, в которых разоблачаются шпионские похождения некоторых американских журналистов. И все же он приходит к выводу, что те, кто работает в газетах «по совместительству», а точнее, является слугой двух господ, должны быть названы и изгнаны из журналистских рядов. «Сделав это, — продолжает Джексон, — мы, возможно, погубим крупные авторитеты, некоторые карьеры, . видимо, будут поломаны, нарушены обещания, поколеблены иллюзии. Но лучше это, чем компрометация всех американских журналистов, работающих за границей, особенно в социалистических странах».

Действительно, лучше. Те, кого Джексон называет «совместителями», слугами двух господ, портят репутацию и затрудняют работу профессионально честных журналистов, сеют рознь и недоверие между американским и советским народами.

ФАКТЫ ОБЛИЧАЮТ

Набат совести

Время необратимо. Оно несется вперед, сменяя на ходу поколения землян. Такова суровая целесообразность законов диалектики. Но ничто не исчезает бесследно. Уходящие оставляют грядущим Историю. История — это памятники. Разные. От топоров каменного века до металлической доски, опущенной с атомного ледокола «Арктика» в географической точке Северного полюса, от реставрированных развалин древнего Колизея до давно не ремонтировавшейся статуи Свободы при входе в нью–йоркскую гавань, от шапки Мономаха до Собора Парижской богоматери. Бухенвальд — тоже памятник…

«Сначала поезжайте в Веймар, а потом посетите Бухенвальд». Так посоветовали нам коллеги с телевидения ГДР, когда, закончив журналистские дела в Берлине, мы решили почтить память соотечественников, погибших в нацистском концлагере. «Почему?» — спросили мы. «Поймете сами», — ответили они.

Древний город, перерезанный парком с бодро шелестящими кронами платанов и буков, шагнувших сюда из соседних тюрингских лесов, встретил нас оглушающей тишиной солнечного утра. Средневековая брусчатка мостовых, стрельчатые окна старинных вилл, торжественный в своей готической строгости кафедральный собор и почти полное, удивляющее в наш суматошный век отсутствие автомашин и прохожих. Впрочем, ближе к центру города все чаще и чаще стали попадаться разноязычные группы и группки туристов, внимательно слушающих всяческие истории из богатой и удивительной летописи Веймара. Вот и около спрятавшегося в зелени кустов мраморного бюста, воздвигнутого нашему великому россиянину, остановились темнокожие юноши и девушки, попавшие сюда, видимо, из какой–то далекой африканской страны. Французский язык экскурсовода был безупречен, хотя весьма лаконичен. «Александр Пушкин, — сказал он, — великий русский поэт. Он никогда не был в Веймаре, но очень любил Гёте и Шиллера».

Мы, наверное, не ошибемся, если скажем, что Иоганн Вольфганг Гёте и Иоганн Фридрих Шиллер сделали столь же много для немецкого языка, сколько сделал для русского Александр Сергеевич Пушкин. Ь/Гихайловское и Веймар. Аналогия? Она напрашивается сама собой. Так уж получилось, что великие основоположники немецкой литературы нового времени надолго связали свои судьбы с небольшим тюрингским городом. И памятник благодарные потомки поставили им один на двоих на центральной площади перед муниципальным театром.

Кто поэзию хочет постичь,
Страну поэзии тот посетит,
Кто поэта хочет постичь,
Тот поэта страну посетит.

Так писал Гёте, имея, конечно, в виду свой Веймар. «Отсюда ворота и дороги ведут во все концы света… Я уже пятьдесят лет здесь и где я только не был! Но я всегда радовался возвращению в Веймар», — восклицал он.

Редкое постоянство!.. Почти полвека немецкий поэт, мыслитель и естествоиспытатель прожил с небольшими перерывами в одном и том же доме, который ныне стал национальным музеем страны. Дом был подарен Гёте герцогом Карлом Августом. Но великий немецкий гуманист весьма недвусмысленно сказал герцогу, что он «оборудовал и использовал свой дом не для зажиточной жизни, а для посильного распространения искусства и науки». Поэтому и появилось его гостеприимное четверостишие:

Почему вы там стоите?
Разве нет дверей, ворот!
Не робейте, заходите!
Вас прием сердечный ждет!