Вот еще надо поговорить о цензуре. Только вчера (15 февраля) на собрании ближайших сотрудников «Нового мира» А. В. Луначарский говорил нам, что ждет страна, партия, в частности, он, как руководитель ответственнейшего комиссариата по народному просвещению, ждет от нас — писателей: «Дайте жизнь такой, как она есть. Что такое пролетариат? Что такое крестьянство? Что такое наша интеллигенция? Элементы нашего общества в текучем положении. Много загадочного, много такого, что (не) в состоянии разобрать ни статистика, ни публицистика. Нет ничего ясного. О каждой группе общества есть, конечно, официальная формула. «Пролетариат это высший носитель классовой справедливости, авангард в армии строителей нового общества». А что такое пролетариат на самом деле? Общество жаждет самопознания. И писатели — это наблюдательные пункты в обществе — должны дать жизнь во всей ее правде…»
Золотые слова! Кто из писателей не приветствует их? Ведь мы держимся только правдой, мы говорим О жизни, как она есть на самом деле. Мы органически не можем заниматься агитацией — потому что агитация мешает писателю быть художником.
Тов. Луначарский предлагает нам быть самими собой, быть искренними. Мы и работаем со всей искренностью… И что же получается?
У меня, например, большинство произведений обкарнала цензура.
Почему?
Потому что я: 1) черносотенник; 2) Защищаю буржуазию; 3) садист; 4) проповедую толстовство; 5) восхищаюсь распутством; 6) мрачно смотрю на жизнь; 7) ненавижу рабочих и крестьян; 8) преклоняюсь перед генералами… словом, грешен всеми грехами. За семь лет моей литературной работы я наслушался таких обвинений, что волосы дыбом.
Я, отдавший много лет революции, рисковавший как следует своей головой, я — черносотенник? Я, влюбленный в жизнь — мрачно смотрю на жизнь? Я, пришедший действительно из рабочей и крестьянской среды, — я ненавижу рабочих и крестьян? Я, живущий аскетом, — распутник и садист?
Бывали моменты, когда я, выйдя из цензорского кабинета с запрещенным рассказом в кармане, подумывал: «Не броситься ли с шестого этажа вниз, в пролет наркомпросовской лестницы?» Потому что для меня было ясно: здесь изгоняют правду. А если изгоняют правду, то мне нет места в жизни. Но я всегда утешал себя: «Придет время — правда восторжествует».
И в словах А. В. Луначарского я, наконец-то, услышал призыв к воскресению правды.
И если пришел час, когда надо говорить только правду, так позвольте нам говорить полным голосом, не урезывайте нас! Конечно, правда не всегда сладка. Но что же делать? Достоинство горькой правды — познание. А кому не надо знать — как и чем живет общество?
Мы не меньше других любили и любим страну и народ. Не меньше других жаждем всечеловеческого счастья. И не меньше других готовы работать на пользу общества, не покладая рук, — до смерти. Присмотритесь к нам, узнайте нас, как людей, — и если мы в самом деле садисты, черносотенники, человеконенавистники— сажайте нас в тюрьму, расстреляйте нас, уничтожьте и наши книги, и наши мысли, и нас самих. Я уверен, что ни один писатель, кто любит страну и народ, и любит правду этой страны, и этого народа, — ни один такой писатель ради правды не испугается ни тюрьмы, ни смерти.
Правда! Мы служители правды — и в этом наша жизнь.
А. Яковлев.