Допуск будущего Ленина в Россию действительно был обставлен Западом крайне жесткими условиями. Во-первых, никто и ни при каких обстоятельствах не должен был знать об этих тайнах, в противном случае «вождя» ожидала неминуемая смерть, дабы тайны умерли бы вместе с
ним. Во-вторых, ни при каких обстоятельствах «вождь» не должен был переходить ту грань, на линии которой доверенная ему часть этих тайн соприкасалась с его основным заданием от тевтонов, иначе жестокая расплата последует немедленно. Естественно, что как истинный поклонник упоминавшейся выше заповеди Наполеона, «вождь» не удержался и неоднократно не только переходил грань дозволенного, но и заходил слишком далеко. И всякий раз расплата следовала немедленно — к примеру, в одном из случаев нарушения не прошло и трех дней, как в него всадили пули. Когда же он посмел нарушить условие во второй и даже третий раз, то немедленно был инициирован, а затем и резко ускорен жесткий процесс насильственного его выпроваживания на тот свет, что, кстати, и подтвердил Раковский[176]. Наконец, в-третьих, именно он и только лично он должен был каким угодно способом добиться реализации того, что составляло суть тех частей тайн, которые ему доверили перед направлением в Россию.Например, все его аргументы в пользу Брестского «мира» были маловразумительны и крайне унизительны для России, но он рьяно настаивал именно на них, пригрозив даже вообще уйти из партии и правительства, если с ним не согласятся. Лишь один аргумент носил характер какой-то иллюзорной оправданности, да и то лишь в кругу «соратников» — якобы для спасения революции, хотя и это категорически противоречило его же обоснованию необходимости устроения переворота: помните его «для спасения от "сепаратного" раздела России империалистами обеих коалиций». А ведь под «империалистами» одной из этих коалиций открыто подразумевались тевтоны. «Империалисты» же другой коалиции — это Антанта. Других в то время не было. Ни жесткое требование Ленина о настоятельной необходимости заключения сепаратного мирного договора с Германией, ни само подписание Брест-Литовского мирного договора от 3 марта 1918 г., конечно же, не являлись «ошибкой» и уж тем более «бессознательной изменой Ленина Интернациональной революции». Он просто выполнял приказ от «Них»! И Троцкий тоже выполнял приказ от «Них»! Разница же была в следующем.
Выполняя приказ от «Них», Ленин должен был создать условия для формального оправдания грядущей интервенции стран Антанты необходимостью освобождения России от германской оккупации! На самом же деле — для оправдания вхождения вооруженных сил Антанты в Восточную Европу, но прежде всего в саму Россию. Цель — коренное изменение послевоенной конфигурации границ как за счет массированной «эвакуации» из состава России непосредственно русских территорий, а также перекройки граничащих с ними восточноевропейских владений Германской и Австро-Венгерской империй, так и за счет «эвакуации» государств традиционно прорусской ориентации из сферы геополитического влияния территориально оскопленной России. В таких деталях планов Запада Ленин не знал. Троцкий же хотя и знал, но на тот момент должен был оставаться «белым и пушистым», потому как его выход на авансцену предусматривался во втором акте и желательно в белом. Именно поэтому-то, а также из-за своего статуса агента стратегического влияния он и занял внешне совершенно идиотскую позицию на переговорах с тевтонами — «Ни мира, ни войны». Его ставка была — на тот самый пункт № 6 из программы президента США Вильсона от 8 января 1918 г. формально этот пункт гласил: «Очищение оккупированных областей России и урегулирование "русского вопроса"». Внешне может показаться, что Троцкий явно полагал, что исполнение этого пункта произойдет как бы само собой, под непосредственным давлением США — ведь ему же прекрасно было известно, какое сильнейшее влияние мог оказать американский (еврейский) капитал через своих «собратьев» по финансовым делам на руководящие круги Германии. Поэтому-то и вел себя таким образом. Но это не так. Конечно, он не мог документально знать, каково конкретно истинное отношение руководства США к «октябрьскому перевороту», но в принципе-то он прекрасно знал, зачем его командировали в «русскую революцию». Однако попросту не хотел брать на себя юридическую и политическую ответственность за планировавшееся расчленение России и «эвакуацию» из ее состава громадных территорий. Не хотел не потому, что считал это преступным — считал бы так, то вообще не полез бы в «революцию», а потому, что все-таки надеялся перехватить у Ленина власть и возглавить Россию. А для этого необходимо было остаться чистеньким.