За кулисами. Москва театральная

Людмила Целиковская двадцать лет была гражданской женой Юрия Любимова. Суперзвезда советского кино, отечественный Голливуд. Огромные, на весь экран распахнутые голубые глаза, капризный, чуть с изломом рот несли с экрана образ наивной и легковерной красотки-попрыгуньи. «Сердца четырех», «Воздушный извозчик», «Иван Антонович сердится», «Попрыгунья», «Беспокойное хозяйство» – кто не помнил ее в этих фильмах. Между прочим, в наивной агитке о войне «Беспокойное хозяйство» она снималась вместе с будущим супругом – Любимов играл влюбленного в нее французского летчика и забавно шепелявил: вместо «ромашки» – «ромашишки».

В Голливуде с такой внешностью и при таких данных становились дивами. В Советском Союзе получали почет со всеми вытекающими отсюда материальными привилегиями. Но карьеру Людмилы Целиковской на взлете поломал Сталин. Когда Эйзенштейн снял ее в роли царицы в «Иване Грозном», то Сталин сказал: «Что это за царица? Не надо ее показывать царицей». И она надолго выпала из советской кинообоймы.

Актрису обожали мужчины. Любимов был ее пятым мужем, после студента театрального института Алексеева-Месхиева, писателя Бориса Войтехова, актера Михаила Жарова и академика Алабяна, сына которого потом воспитывал Юрий Петрович. Она была умна, музыкальна и хорошо образованна. Помогала Любимову строить его театр. Держала большой дом, всегда открытый для его друзей. Среди дня Людмила Целиковская, как правило, звонила в театр и справлялась, сколько у мужа в кабинете людей, – ей нужно было знать, на сколько персон накрывать стол. Весь быт Художника был на ней.

И с этой женщиной, игравшей в его жизни и жизни московской интеллигенции огромную роль, Юрию Любимову предстояло расстаться.

– Я понимал, что неприлично было бы ее обижать, в моем возрасте тем более. В 50 или 45 – ну ладно, а в 60 – это совсем скверно. Она любила театр, который я создаю, она его поддерживала, то есть она была со мной всегда.

Мы присели на углу какой-то улочки и заказали пиво.

– А когда пришло окончательное решение расстаться?

– Когда я понял, что надо решать. Так нельзя жить – на два дома, неудобно.

– А вы с Людмилой Васильевной выясняли отношения?

– Выясняли. Она какой-то такт проявила. Видимо, сперва надеялась, что пройдет это, все образуется. А когда она потеряла надежду, был у нее какой-то всплеск, неприязнь, огорчение. Но потом все прошло, и она повела себя весьма благородно. Весьма.

– А Катя была знакома с Людмилой Васильевной?

– Нет.

– Стоило ли разрушать брак с Целиковской, ведь люди годами поддерживают романы на стороне?

– А зачем врать? Если я полюбил, то зачем врать? Я ценю Люсю.

8

Тридцатилетняя Каталина уехала в Москву вслед за своим возлюбленным и устроилась там в качестве собкора венгерского культурного журнала. Она еще не знала, что Любимова вышлют из страны и в 1984 году издадут по этому поводу указ с дикой формулировкой о «систематических занятиях враждебной Союзу ССР деятельностью». И что она разделит судьбу жены декабриста – с той лишь разницей, что ей придется жить с ним не в Сибири, а в Иерусалиме, Нью-Йорке, Болонье, Хельсинки, далее везде, где будет востребован талант ее супруга.

Пришло время рассказать о Каталине Любимовой. Урожденная Каталина Кунц – дочь почтенных родителей (отец – инженер-судостроитель), переживших синдром 1956 года. Она училась в Москве, на филфаке МГУ. Театр на Таганке никогда не посещала, и если бы ей сказали, что она выйдет замуж за русского, то очень бы удивилась и всячески этому сопротивлялась. Она была вполне благополучной женой известного ученого-астронома, который, по словам Юрия Петровича, все смотрел на звезды.

– А вы, Юрий Петрович, этим, значит, воспользовались?

– Нет, я не воспользовался, я, наоборот, был очень аккуратен и очень скорбел. У них, к счастью, не было детей. К тому же Каталина была не легкомысленна, у нее все это было серьезно. А я-то существо театрально-актерско-режиссерское, у нас все проще.

Каталина Кунц оказалась красоткой строгих правил. Например, принципиально не принимала подарков от поклонников, аргументируя это тем, что не хочет терять свою независимость. «Ведь каждый мужчина может ухаживать и делать презенты, – говорит она на хорошем русском языке, так и не избавившись от акцента, – но это еще не значит, что с ним нужно иметь такие отношения».

Если Юрий Петрович говорит о женщинах, то не иначе как в сравнительной форме: «Характер у нее – не как у Катьки» или «… круче, чем Катька». Характер у нее действительно крутой. Когда Таганку, приехавшую на будапештский фестиваль, поселили в гостинице средней руки в расчете на российскую непритязательность, она для своих артистов выбила из организаторов роскошный отель с термальными водами, да еще и в парке. За что заслужила от мужа кличку «Сталинская ручка» и «Т-34».