За кулисами. Москва театральная

– А как же? Скажем, заканчивается адажио в «Лебедином озере». Если в зале не было ни одного «сыра», то артист на поклон выходил один раз. Когда же в зале сидели свои – четыре раза и более вызывали. «Сыры» заводили зал и доводили его до скандежа. А скандеж – значит успех артиста. Еще важно, что за время, когда шли аплодисменты, артист успевал отдышаться. Но мы могли и «опустить» кое-кого.

– Каким образом? Запрещенные приемы?

– Вообще балетные «сыры», надо заметить, были повоспитаннее «лемешисток» и не свистели. Ну что делали? Похлопывали не к месту на вариациях, чтобы сбить артиста. Мяукали на все голоса…

Вообще «плисецкисты», если их так можно назвать, несмотря на весь свой моветон, были паиньками. Самое большое хулиганство, которое они себе позволяли, – выкрики типа «пенсионерка» в адрес Натальи Дудинской, приезжавшей в Москву из Ленинграда с концертами. Да и то исключительно потому, что столичные «сыры» симпатизировали другой ленинградке, Алле Шелест (первая жена Юрия Григоровича. – М.Р.).

Основными соперниками «плисецкистов» были «стручковцы» («сыры» Раисы Стручковой), и все страсти бушевали не в зале, а за кулисами между двумя клаками. При встречах они обливали друг друга презрением и занимались в основном сбором компромата на кумира своих противников.

Игорь Пальчицкий: Помню, однажды у Майи была утренняя «Спящая красавица». Там, в адажио с четырьмя кавалерами, при обводке Плисецкая поменяла ногу. Это считалось грубым нарушением. Что началось после спектакля, боже! «Стручковцы» носились по театру с воплями: «Вот, дожили, ваша уже и стоять не может!!!» Я расстроился, жду Плисецкую после спектакля. Выходит: «Что такой расстроенный?» – спрашивает. «Ну как же, – отвечаю, – „стручковцы“ орут, что будто бы вы ногу поменяли». Она улыбнулась неподражаемо: «Скажи им вот что: у нас это случилось один раз, а у вас – каждый раз».

Игорь Пальчицкий – «сыр» с 40-летним стажем. Он отсмотрел 500 «Лебединых». Знает наизусть каждое па и по одному только выходу балерины на па-де-бурре во втором акте безошибочно мог определить: будет спектакль спектаклем «супер» или обычным. «Пятьсот „Лебединых“, – думала я, – не многовато будет? Как же такое выдержать? А между тем жизнь с человеческой любовью и страстями прошла мимо».

И что на самом деле есть жертвоприношение «сыров» – свидетельство беззаветной преданности искусству? Или подтверждение мысли Оскара Уайльда о том, что искусство сильнее всего на свете? «Не искусство подражает жизни, а жизнь – искусству»? А может, все-таки некое психическое отклонение? Во всяком случае, мой знакомый психиатр все же квалифицировал это как одно из отклонений, психопатологию. Более того, он готов трактовать поведение «сыров» по Фрейду – как результат сексуальной неудовлетворенности на определенном возрастном этапе. Мой друг в белом халате чересчур суров в своих оценках.

Со временем «сыры» становились в театре своими людьми. Такой же неотъемлемой частью, как и его колонны. «Девятой колонной Большого», между прочим, окрестил Рудольф Нуриев самую одиозную «сыриху» Лилю, по прозвищу Базиль, о которой я еще вспомню. При таком положении вещей можно догадываться, что никаких тайн для «сыров» не существовало. Скромный «пук» в гримерке отзывался среди них громовым раскатом. Они же являлись беспроволочным телеграфом всех сплетен на линии «Большой – Москва».

4

Однако со временем «нижнее белье» главного театра страны приобретает благородный запах мемуаров, дающих определенное представление о событиях в Большом и характерах его обитателей.

Игорь Пальчицкий: Фурцева любила Плисецкую. В каком-то даже смысле в душе была ее «сырихой». Ленинскую премию Майя все равно бы получила, но поддержка Фурцевой ускорила дело. Когда одна очень известная балерина (не буду называть ее, она жива и здравствует) накатала на Плисецкую донос в КГБ, Майю прикрыла именно Фурцева. Несмотря на все это, в своей книге Плисецкая как-то нехорошо написала о Екатерине Алексеевне. Почему?

А вот мнение самих «сыров».

Х, пенсионерка с резким голосом, в прошлом активная «сыриха»:

– Наталья Бессмертнова, еще когда только начала работать в театре, вышла замуж за красавца двухметрового роста, кажется физика. Прожив с ним недолго, бросила его. Потом у нее были романы с красавцами Михаилами – Лавровским и Козаковым… И вдруг мы узнаем, что она выходит замуж за Григоровича. Все так и ахнули, потому что… Ну неважно. Главное, я считаю, это погубило и его, и ее.

Y, седой полковник-отставник. Однако с тихим голосом и в изношенном пальто:

– Личностью, знаете ли, всегда была Вишневская. Ни в какие времена ничего не боялась. Что думала, то и говорила. Хозяйка, одним словом, в опере была. Нет, не потому что была за спиной Ростроповича. Личность была. Сильная женщина. Надо сказать, что Галина Павловна – одна из немногих, кто по-человечески относился к «сырам». Она поддерживала с ними отношения, даже находясь в эмиграции.